|
|
СВЕТЛАНА СОРОКИНА: НЕ ЗАРЕКАЮСЬ…
"Лица", сентябрь 2003, Андрей Ванденко, фото: Алексей Лохов
В
– Народ не поймет меня, Светлана, если начну
сейчас расспрашивать вас о чем-то, кроме Тони. Так
что уж не обессудьте...
– Народные желания объяснимы... Только что
звонили с телевидения, звали в очередное ток-шоу,
предлагая побеседовать на тему усыновления. На
месте коллег поступала бы ровно так же, всеми
правдами и неправдами старалась бы заполучить
героя, но... но я не готова к развлекательным
разговорам. Пока не готова. Не хо-чу!
– Однажды вы рассказывали мне, как еще во
время работы в питерской программе «600 секунд»
делали репортаж о парашютистах и оператор
уговаривал вас совершить прыжок, мол, классный
кадр получится. Тогда не решились шагнуть в
пустоту, зато сегодня прыгнули, не испугались.
– Да уж... И прыжок этот затяжной, длиной во
всю жизнь... Каким в итоге получится приземление,
никто знать не может, никто... Недавно пересказали
байку, будто бы я собралась в политику и ребенок
мне понадобился для укрепления имиджа. Совершенно
обалдела от услышанного. Надо же было додуматься
до такого мазохистского способа работы над
образом! Как реагировать на подобные фантазии? Не
знаю. Втягиваю голову в плечи и молчу. Не станешь
же кричать, что не озабочена политической
карьерой, верно?
– Но вас ведь звали поиграть на предстоящих
думских выборах. Было дело?
– И есть. Представители «Яблока» сделали мне
предложение...
– От которого вы не смогли отказаться?
– Со мной и в прошлую избирательную кампанию
разговоры вели, но тогда я сразу сказала: «Нет», –
а теперь долго и серьезно размышляла над ответом.
Правда, так пока ничего и не надумала.
– И в СПС, слышал, приглашали...
– Был легкий зондаж, все говорилось как бы в
шутку. Меня словно прощупывали.
– Ну да, у правых же есть Хакамада...
– Полагаете, с советских времен осталась
разнарядка на женский пол? Тогда одну доярку
избирали в ЦК КПСС, другую усаживали в президиум,
а сегодня, значит, установили квоту: по барышне на
партию?..
Словом, все взвесив, решила не торопиться с
окончательным ответом. У меня стойкое ощущение,
что новая Дума может оказаться наиболее противной
из всех, самой скучной по составу. Надоевшие лица,
затертые лозунги... Старые лидеры устали, а новых
нет. Все какие-то пресные и нехаризматичные,
говоря простым русским языком. Практически
повывелись те, кто умеет внятно артикулировать
собственные или хотя бы чужие мысли, расположить к
себе людей, обаять их.
– В этом же есть особая прелесть. На таком
фоне проще стать, извините, первой девкой на
деревне...
– Не знаю, нужна ли мне вся эта история...
Думаю, взвешиваю. Почему-то кажется, что следующий
депутатский призыв, чей черед придет через четыре
года, будет поинтереснее.
– Тогда и станете под ружье?
– Так вы не поняли? Я уже стою. Вот она, моя
политика, под ногами ползает, на ручки просится.
Будем считать, что Сорокина создала собственный
комитет защиты материнства и детства. Сама же его
и возглавила. Тут, на дому... Мне недавно сказали,
что означает имя Антонина. Принимающая помощь.
Представляете? Даже не подозревала об этом, хотя
мою бабушку так звали.
– В ее честь вы и девочке имя дали?
– Да. Только бабушка была Антониной Ивановной
Антоновой, а дочка стала Антониной Михайловной
Сорокиной.
– Народ тут же взялся гадать, какой из
Михаилов удостоился чести с вашим ребенком
отчеством поделиться.
– До меня доходили некоторые слухи. Алексей
Венедиктов дошутился до того, что в прямом эфире
«Эха Москвы» припаял мне родство с премьером
Касьяновым. Еще была версия с министром культуры
Швыдким, парламентарием Задорновым, его
однофамильцем-сатириком... Да мало ли известных
Михаилов на свете?
Если же говорить серьезно, я внимательно
оглядывалась по сторонам, чтобы никого из знакомых
случайно не зацепить. Знала: добрые люди судачить
будут...
Впрочем, как бы дочку ни назвала, все равно мне
кого-нибудь сосватали бы. Поэтому не мудрствуя
лукаво выбрала то отчество, которое понравилось.
Ко всему прочему, приближался день судебного
заседания, на которое выносился мой вопрос об
удочерении, нужно было торопиться с оформлением
документов. В приюте девочка не снимала майку с
нарисованным медведем, вот я и подумала: быть
тебе, радость моя, Михайловной. Называть дочку
Антониной Ивановной, полностью копируя бабушкино
имя, не решилась. У бабушки была очень трудная
жизнь, она сама себя выковала. Родилась в 1901
году и в полной мере хлебнула всего, что выпало на
долю нашей нескучной страны: революции,
корниловский мятеж, Гражданская война, Великая
Отечественная, блокада Ленинграда, гибель
близких... Словом, по полной программе. Бабушка
умерла в преклонном возрасте, в 87 лет, и до
последнего дня сохраняла железную волю, была
сильным, даже, пожалуй, жестким человеком.
– Вы в нее?
– Возможно. Раньше казалось, что это не так, но
со временем стала замечать: чем-то я похожа на
Антонину Ивановну.
– Решили и Тоню выковать в том же духе?
– Знаю, имя в известном смысле предопределяет
судьбу. Вот и Лариса, моя старшая сестра,
отговаривала называть дочку Тоней, мол, не
хотелось бы, чтобы она выросла излишне
самостоятельной и независимой, как наша бабушка.
Но я подумала и решила: ничего страшного не
случится, наоборот, хорошо, если моя девочка
возьмет устойчивость, крепость, непотопляемость
Антонины Ивановны...
– Наверное, поначалу страшно было вам с
Тоней, Светлана?
– Почему было? И сейчас страшно. Чем дальше,
тем страшнее. Затевая все это, решая усыновить
ребенка, не вполне понимала последствия
совершаемого шага. Мне ведь прежде почти не
приходилось иметь дел с детьми: своих нет,
племянница давно выросла, а когда она была
маленькой, то жила с родителями в Москве, и мы
виделись нечасто. Словом, я весьма абстрактно
представляла жизнь маленького человечка в моем
доме, со мной рядом. Правда, кое-что увидела, пока
искала Тоню. Это же ведь не то, что пришла,
пальцем ткнула, сказала: «Беру, заверните» – и
отчалила. Я нудно и упорно ходила по детским
домам, потом мучительно собирала различные
справки, готовила документы для суда.
– Процесс долго тянулся?
– Только, пожалуйста, не смейтесь, но... своего
ребенка я выносила срок в срок. Решение об
усыновлении, конечно, созрело давно, я
обстоятельно все обдумала, но с начала прицельного
хождения по детским учреждениям прошло ровно
девять месяцев.
– А вы знали, кого именно ищете?
– Как оказалось, нет. Сперва хотела взять
мальчика лет трех-пяти. Во-первых, посчитала, что
мне с моим дурным характером проще будет сладить с
парнем. Во-вторых, не могла представить себя с
совсем маленьким ребенком, почему-то эта мысль
вызывала отторжение, вот и решила: возьму
пацаненка чуть постарше. Поиск оказался неудачным.
Не повезло, не получилось. Точнее, я нашла
мальчика, достаточно долго ходила к нему, даже
была готова забрать, но директор дома ребенка
отсоветовала. Она увидела, что между нами нет
настоящего контакта, что-то мешает... Нянечки
говорили: мол, не слушайте никого, берите
мальчонку, он слегка одичал здесь, а с вами быстро
пообвыкнется... Почти поддалась на уговоры,
решила, что так и будет: приведу ребенка в теплый
дом, успокою, согрею, но... Буквально в последний
миг все же передумала. Людские отношения – тонкая
материя... Словом, та история ничем не
закончилась, до нее были другие с похожим финалом,
и к маю я отчаялась найти кого-то...
– Но вы же еще в марте в прямом эфире
Первого канала как бы невзначай обмолвились о
решении усыновить ребенка. Сомневаюсь, будто
сболтнули лишнее. С вашим-то, Светлана, опытом и
профессионализмом... Почву прощупывали?
– Вы правы, это не была оговорка или экспромт.
Долго думала, говорить ли мне на эту тему. В
какой-то момент показалось, что имею право сказать
о своем отношении, точнее, даже не об отношении, а
о вовлеченности в процесс усыновления. Не уверена,
что поступила тогда правильно, меня до сих пор
клюют за те слова, но что сделано, то сделано.
Сейчас ничего не изменишь. Я говорила о желании
взять ребенка в момент, когда ходила к тому
мальчишечке, и мне виделось, что еще чуть-чуть, и
все сложится. Потом ситуация резко переменилась, и
я впала в глубокую депрессию.
– Вы подвержены крутым перепадам
настроения?
– К сожалению. От плохих вестей просто умираю,
никакие психологи помочь не в силах. В общем, в
мае я крепко приуныла, стала думать: видимо, не
судьба стать мне мамой, раз столько месяцев не
могу найти себе ребеночка. Финиш.
– А как вам удалось все эти поиски сохранить
в тайне?
– Я сказала в эфире об усыновлении, но дальше
тему развивать не стала. Газеты малость пошумели и
утихли. Конечно, о моих походах по детдомам знали
достаточно многие, но, видимо, люди порядочные на
пути попадались. Просила их не болтать лишнего,
они и молчали, а ко мне напрямую с расспросами
никто не лез. Я и сейчас не стала бы делать
частную жизнь достоянием гласности, если бы не
Алексей Венедиктов, которому рассказала по
секрету, что беру девочку. Он хотел как лучше, а
получилось... Когда переступила порог дома ребенка
с Тоней на руках и увидела нацеленные на меня
фотокамеры, пережила шок, честное слово! Леша
потом объяснял: а зачем, мол, скрывать? Все равно
ведь узнают, слухи поползут, а так сразу вопросы
снимешь. Как же, снимешь их! Пока что снимают – в
буквальном смысле слова! – мою Тоньку, а потом
сумасшедшие мамаши терроризируют меня угрозами
отнять ребенка. Дескать, на фото в газете они
узнали родное дитя... Бред!
А дочку я нашла, можно сказать, случайно.
Знакомая привела в дом ребенка, в котором чуть
раньше сама взяла девочку. Привела со словами: «И
ты отыщешь здесь свое счастье». Так и получилось.
Увидела я Тоньку и поняла: не хочу больше никого
искать...
– Процедура оформления материнства
длительна?
– Да. И достаточно непроста, но я об этом думаю
вот что: может, и хорошо, может, так и надо.
Преграды отсекают случайных людей, до конца
доходят лишь те, кто действительно хочет взять
ребенка. Куча всевозможных документов, включая
справку о доходах, характеристику с места работы и
– апофеоз! – весьма муторное медицинское
заключение, собеседование, суд... Испытание!
– А почему медзаключение муторное?
– Любому усыновителю необходимо обойти все
диспансеры – кожно-венерологический,
туберкулезный, психоневрологический,
наркологический... ну, и так далее, получить
подтверждение, что не состоишь там на учете. Не
самые приятные походы, согласны? Наверное,
правильнее было бы не заставлять случайных
посетителей сидеть в общей очереди с хрониками,
выделить для них специального врача. Можно даже
брать за это некоторую сумму. Нет, никаких
исключений! Ждите приема вместе с прочими
клиентами – чихающими, кашляющими и стряхивающими
крокодильчиков с пиджаков... Это по-человечески?
– Пришлось платить, чтобы ускорить
процесс?
– Полагаю, у меня и не взяли бы. Нет, честно,
абсолютно честно прошла все ступеньки этого
чистилища, нигде не огибая и не срезая углы. Вроде
бы общаешься с нормальными людьми и вдруг
чувствуешь: в головах чиновников происходит сбой,
и простые вещи начинают утяжеляться,
усложняться... Но на заключительном этапе, буду
откровенна, мне повезло. В доме ребенка, где жила
Тоня, замечательный социальный работник. Она
ходила со мной по инстанциям, подсказывала,
помогала, курировала...
– Вся эта бумажная волокита стоит свеч?
Получили, Светлана, гарантию, что никто и ни при
каких обстоятельствах не отнимет у вас ребенка, не
затаскает по судам с воплями: «Верните мне
мое»?
– От ненормальных и шантажистов все равно не
убережешься, вы же видите: они уже
активизировались. Но я привыкла: после прихода на
телевидение у меня вдруг обнаружилась масса
каких-то братьев, сестер, дядь, теть... Теперь,
значит, мамы и папы Тони потянутся. Что же
касается законной стороны дела, то у нас с этим, к
счастью, все в порядке. На языке соцработников это
называется «юридически чистый ребенок». Есть ведь
масса детей, не подлежащих усыновлению лишь из-за
того, что у них не выправлены документы.
Колоссальная проблема!
– Родословной Тони вы интересовались?
– Прикажете нанимать частного детектива и
проводить собственное расследование? А вдруг
добытая информация наложит отпечаток на мое
отношение к Тоньке? Не было у нее родителей,
понимаете? Только я. Мама и папа в одном лице.
– Тогда рассказывайте о родительских
страхах, Светлана.
– Оказалось, думая о Тоне до ее появления в
моей жизни, я боялась не того, чего надо. К
примеру, опасалась, что не смогу управляться с
младенцем, а через две недели уже крутила,
вертела, подбрасывала, ловила, кормила, задницу
подмывала. Ничего особенного в записанных
памперсах, какашках и выплюнутой каше нет.
По-настоящему тревожусь из-за иного: отпуск
практически закончился, скоро выходить на работу.
Сколько времени смогу уделять ребенку?
– У Тони есть няня Лена. Будут сидеть и
ждать, пока вы освободитесь.
– Представляете мой режим? Так ведь можно
дождаться, что дочка станет называть мамой чужую
тетю...
– Тогда пусть Тоня смотрит по телевизору
«Основной инстинкт» и приговаривает: «Это моя
мама, моя мама». Программа заменит ей «Спокойной
ночи, малыши», уверяю...
– Щедры вы на советы, как погляжу... Хочу,
чтобы Тоня подольше пожила на даче: в центре
Москвы, где моя квартира, дышать давно нечем.
Каждый вечер мотаться за город не смогу, и вот
меня начал давить страх (он же – фобия), что дочь
забудет, перестанет признавать маму.
– Ничего не остается, как брать отпуск по
уходу за ребенком.
– Уже подумывала об этом. Только ведь в нашей
стране на отпускное пособие не проживешь. А как
семью кормить?
– Ладно вам прибедняться, Светлана. Вон
какую дачку отгрохали!
– Оттого и нет накоплений, что вбухала все в
строительство. Зато осуществила вековую мечту. У
нас в семье никогда не было дачи, а мне вот
захотелось. Уперлась и сделала.
– Что нам стоит дом построить: нарисуем –
будем жить?
– Точно! Сама рисовала, мой проект...
Все случилось достаточно быстро: я вообще не
люблю тянуть волынку – или сразу, или никогда. С
момента приобретения куска земли (раньше тут
картошку высаживали) до окончания всех работ
прошло года четыре. Пару лет строила дом, потом
занималась отделкой и наведением порядка на
участке. Здесь же рос бурьян в человеческий рост!
Глядя сегодня на всю эту красоту, можно поверить,
что тут были грядки?
Но самое любопытное даже не то. Я героически
возводила дачу, тратила все, что зарабатывала, и
никак не могла ответить себе на вопрос: на кой
черт вожусь? Для кого все это? Ведь пришлось
решать массу бытовых проблем – рытье скважины,
проводка электричества, подключение газа... Зачем?
Из Москвы мне не сбежать, значит, дом будет
пустовать. Наведываться раз в неделю, чтобы
проверить, не обворовали ли? Глупо как-то. Будто
без этого мало забот. Уж лучше бы вложила во
что-нибудь деньги, чем в землю зарывать. И только
теперь, когда появилась Тонька, поняла, ради кого
колотилась последние годы. Ее это дом, для нее! У
дочки и спальня своя, и детская площадка, и
альпийская горка имени Паши Лобкова и его
«Растительной жизни». Даже закуток на первом этаже
под лестницей словно специально проектировался,
чтобы поставить туда гладильную доску и
холодильник для Тонькиного питания... И Лене,
няне, есть где жить. Все вдруг встало на свои
места.
– А няню трудно было найти?
– Через агентство. По рекомендации...
Но я вам про свои страхи рассказ не закончила.
Из последних впечатлений: возникает стойкое
ощущение, что Тонька прибирает власть в доме к
рукам. Эта восьмидесятисантиметровая пигалица кого
угодно переупрямит. И я со своим твердым
характером и силой воли обламываюсь о нее, как
волна об утес. Из сиротского дома забирала тихое
существо, не причинявшее хлопот окружающим.
Вышколенное приютское дитя: жила по режиму, не
кричала, не плакала, поскольку знала, что орать
бесполезно, все равно никто не придет. Зато теперь
малявка требует все большего внимания. За
несколько недель стала капризной, наглой,
непослушной, с ней уже не совладать! Я говорю:
«Тонька, обман вышел. Брала пай-девочку, а мне
кого подсунули?» Всерьез задумываюсь: а смогу ли
вообще ее воспитать? И такой страх охватывает...
– Книжки умные читаете?
– А как же! У меня теперь вместо детективов на
прикроватной тумбочке лежит доктор Спок. Не скажу,
будто чтение идет взахлеб, но честно пытаюсь
осилить. Журнальчики для счастливых родителей
завелись. Так что пробелы в образовании восполняю,
но... слабо я верю в книжные рецепты. Теория – это
хорошо, но критерий истины – практика. Что будет
вытанцовываться в жизни, пока слабо представляю.
Не нашла я собственного метода воспитания и не
уверена, найду ли вообще...
– Грядущего объяснения с Тоней не боитесь?
Вам ведь придется рассказать ей всю правду.
– Вы же видите: я изначально не стала делать
тайну из происхождения дочки. Мне ведь от чужих
глаз не спрятаться, чтобы потом сказать, будто
сама родила. Не поверят... Рассчитываю, Тоня
поймет, что есть биологические родители и те люди,
которые тебя действительно любят. За рубежом
приемные мамы с папой вообще в порядке вещей...
– Вы с кем-нибудь советовались прежде, чем
за дело браться?
– Привыкла принимать решения самостоятельно. И,
в общем-то, не менять их. Поэтому советов не
искала, но разговоры с друзьями периодически
заводила. Кстати, любопытный штрих. Года полтора
назад ко мне на дачу приехала большая компания
журналистов, включая Андрея Норкина и его жену
Юлю. Сидели мы тут, пьянствовали по поводу
очередного закрытия нашего телеканала, беседовали
на разные темы. Я вдруг рассказала Андрею и Юльке,
что хочу взять ребенка. Стали вместе обсуждать,
думать... Видимо, так мы хорошо поговорили, что
ребята вдохновились и решили усыновить ребенка.
Это при условии, что у них уже было двое своих...
И сделали! Теперь уже позапрошлым летом взяли
мальчика. Раньше, чем я! Помню, подумала: ни фига
себе! Пока я рассуждаю, люди без всяких лишних
слов действуют...
Пример Андрея и Юли меня подхлестнул, а теперь
уже я вдохновляю других на подвиги: несколько
знакомых пар оформляют документы на усыновление
или всерьез раздумывают над этим шагом.
– Наверное, в первый раз трудно переступить
порог детдома? Там же все такие несчастные...
– Неправда. Дети есть дети, они живут в своем
мире, где есть место маленьким радостям. Конечно,
учреждение сиротское, и на одну нянечку приходится
по десять малышей, но в Москве не чувствуется
запаха нищеты и убогости. В провинции – да, там
полный атас. Приходилось такое наблюдать, что
словами не описать.
– А вы и по стране ездили в поисках?
– Когда думаешь о чем-то постоянно, даже в
рабочих поездках случай неизбежно выносит куда
нужно. Обязательно ходила по приютам и детским
домам везде, где бывала. Повторяю, насмотрелась
всякого и еще раз убедилась: на Руси все
по-прежнему зависит от людей, от конкретных
исполнителей. Хоть тресни! Вроде бы и деньги
распределяются поровну, и стандарты действуют
единые, но в одном доме ребенка тепло и даже
уютно, а в другой зайти боязно. Человеческий
фактор!
И еще характерная деталь. Детдомовские
работники не слишком охотно отдают малышей
иностранцам. Казалось бы, это противоречит
элементарной логике: ведь ясно, что на Западе и
условия жизни комфортнее, и защита детства
налажена лучше. Но нет – и все! Особенно нянечки
противятся: зачем они наших деток забирают на
чужбину, куда они их везут, что они там с ними
сделают? Вот эта девочка хорошая, давайте
прибережем ее, в уголке подержим, пока русские
усыновители не появятся. Впрочем, не только
нянечки так рассуждают, но и руководители
детдомов. Лучший «товар» (не поймите буквально!)
оставляют для своих...
– И здесь блат!
– В общем-то, понимаю этих людей: от
правильности выбора будущих родителей зависит
судьба ребенка. В таких ситуациях мы на
интуитивном уровне как-то больше доверяем
соотечественникам...
– Да и по закону предпочтение отдается
россиянам. Если они не берут, тогда уже на ребенка
могут претендовать иностранцы...
Однако вернемся к Тоне. Шестого августа вы
отпраздновали первую годовщину. Это настоящий день
рождения девочки?
– Нет. Я же сказала, что поменяла все – имя,
отчество, дату... Дочка родилась в начале августа,
но не шестого. А этот день я выбрала по простой
причине: на соседней даче живут мои хорошие
друзья, и их дочка действительно появилась на свет
6 августа. Камилле исполнилось два годика. Вот я и
решила: пусть и Тоня празднует с подружкой день
рождения. Вместе веселее.
– Подарков имениннице, наверное, море
навезли?
– Не то слово! Нарядами на год вперед
обеспечили, а игрушек столько, что хоть открывай
на дому филиал магазина. Отмечали мы день рождения
в ресторане, и я думала, что попросту не смогу
увезти подарки, не умещу все в багажник джипа.
– Первым среди поздравителей, слышал,
отметился Владимир Кара-Мурза?
– Я вас умоляю! Володя про свою погремушку
рассказал, подозреваю, уже всем изданиям
Советского Союза! А про серебряную ложечку,
подаренную им на первый Тонин зуб, слышали? Даже
как-то странно...
– Крестные у Тони уже есть?
– В посаженые мамы позову школьную подругу Лену
Зайцеву. Я была на крестинах ее сына. Правда,
крестная из меня нерадивая, редко виделась с
мальчиком, практически не участвовала в
воспитании, но человек из него вырос хороший...
Что касается крестного для Тоньки, то тут
сложнее. Кандидат есть, обо всем уже вроде бы
договорились, но фамилию сейчас не назову, чтобы
избежать пересудов. Это мой старый добрый товарищ,
человек достаточно известный...
Крестить дочку хочу в Питере, точнее, в моем
родном Царском Селе, у знакомого батюшки, к
которому я всегда прихожу, когда бываю дома. В
Софийском соборе и моя икона висит, заказанная
после смерти мамы... Словом, душевно там себя
чувствую, вот и Тоньку собираюсь в начале сентября
свозить.
– Хотел в конце разговора, Светлана, еще вот
что спросить... Как бы поделикатнее
сформулировать?.. В общем, если вам с Тоней
понравится, продолжение возможно?
– Поняла... Я ведь сначала думала сразу двоих
взять. В том доме ребенка, куда за Тоней ходила,
присмотрела еще и мальчонку. Вернее, с него даже
начала. Ему около двух лет. И детдомовские
работники как бы в шутку стали говорить: чем потом
второй раз документы собирать, лучше уж решить все
единым махом. Я заколебалась, почти созрела, но
потом сама себя осадила: не горячись, тебе бы с
одним ребенком сперва справиться. В общем, пока
притормозила, но... Но ни от чего не зарекаюсь.
Достигла того возраста, дошла до жизненного
состояния, когда ни на чем не ставлю крест.
Поживем – увидим...
<<< на главную # <<< другие интервью # Светлана Сорокина: передачи, интервью, публикации. # карта сайта