|
<<< на главную # документалистика # «Первая Первая леди» # Светлана Сорокина: передачи, интервью, публикации # карта сайта «МЫ ПРОСТО БЫЛИ ДРУГ ДЛЯ ДРУГА. ВСЮ ЖИЗНЬ» "Общая газета" 28.10.1999
"Первая Первая леди" — так называется документальный фильм, который будет показан на канале НТВ (производство телекомпании DIXI) 29 октября, на сороковой день со дня смерти Раисы Горбачевой. История возникновения фильма удивительна и трагична. Дело в том, что идея рассказать о жизни Раисы Максимовны возникла тогда, когда еще были большие надежды на ее выздоровление. Дальнейшее, трагичное развитие событий знает весь мир. Михаил Сергеевич с высочайшим мужеством перенес утрату, и понятно, как трудно ему говорить сегодня о самом больном и сокровенном. Однако автор сценария картины Наталья Пятерикова и ведущая Светлана Сорокина сумели убедить Горбачева в благородности своих помыслов ― просто и искренне рассказать историю любви первого и последнего президента СССР.
В фильме будет говорить не только Михаил Сергеевич, но и многие, кто окружал эту удивительную семью. Съемочная группа DIXI вела исследовательские работы даже в Гохране, где, оказывается, до сих пор лежат все дорогие подарки, которые дарили супруге экс-президента во время официальных визитов за рубеж. Создатели фильма побывали на родине Горбачевых, в Ставрополье, побеседовали с однокурсниками и педагогами. Встретились с институтской подругой Раисы Максимовны и даже с личным поваром Горбачевых. Светлана Сорокина ездила и в Форос, где семья президента находилась во время "августовского путча".
"Общая газета" с удовольствием анонсирует эту премьеру на НТВ и с разрешения Михаила Сергеевича Горбачева публикует литературную версию интервью с ним Светланы Сорокиной, которую мы благодарим особо не только за высокий профессионализм, но и за чуткое внимание к душевному состоянию своего собеседника.
Светлана: Михаил Сергеевич, начало не будет оригинальным. Где и как вы познакомились с Раисой Максимовной? Горбачёв: На танцах. В то время, после войны, было у нас повальное увлечение бальными танцами. Разучивали мы краковяк, падеспань, фигурный вальс и прочее. Так вот, сижу в общежитии, занимаюсь, приходит Володя Либерман и говорит: "Мишка, там такая девчонка!" Я в ответ: "Да ладно, мало их, что ли, в университете..." А он настаивает. Я - чтобы отвязался: "Ладно, вот закончу свои дела - посмотрю". Закончил и пошел... Вот тогда я и увидел Ее.
Светлана: И какое было самое первое впечатление? Горбачёв: Это было что-то необъяснимое. Меня к ней сразу потянуло, и это определило все. Потом она как-то зашла в нашу комнату, я сдуру начал что-то говорить, даже паспорт показывать, объяснять - какого я года рождения, я ведь выглядел уже взрослым, потому что не учился, а работал во время войны и в университет пришел человеком, за плечами которого уже была взрослая жизнь и своя история, какие-то достижения.
Светлана: Почему вы все-таки стали паспорт показывать? Горбачёв: Не знаю. От волнения, наверное. По-моему, она восприняла меня, мягко говоря, как чудака.
Светлана: Какой первый танец вы танцевали? Горбачёв: Я с ней не танцевал тогда. И вообще мы встречались редко. Так, кивок, и не более того. А потом был момент, когда я отправился в наш клуб на Стромынке, туда приезжали многие знаменитости, там студенты имели возможность их увидеть: Лемешева, Козловского, Обухову... Клуб в тот вечер был забит. Я дошел почти до первых рядов, когда вдруг встретился с ней взглядом. Она вдруг спросила: "Вы место ищете? Можете мое занять, я ухожу". А я чувствую, как ее плохое настроение мне передается. И я напросился ее проводить. Причину своего настроения она мне тогда не объяснила. Ушла в свою комнату. Она на философском училась, я - на юридическом, но, к счастью, жили рядом.
Светлана: Михаил Сергеевич, у вас ведь, наверное, до этого были какие-то увлечения? И Раиса Максимовна была очень симпатичной девушкой, и у нее наверняка было много поклонников? Горбачёв: Аспиранты просто роем крутились. Она дружила с физиком Толей Зарецким. Позже я иногда в шутку говорил ей: "Ну что, пани Зарецкая?" А он был из Литвы, его отец работал начальником всей прибалтийской дороги. Считай - генерал. В общем, родители Толи не дали развиться его роману с простой девушкой Раей Титаренко. Что было дальше? Полгода мы ходили рядом, и самое большее, что я позволял себе, - руку ее взять. Всю жизнь так и ходили потом. Все спрашивали - что он ее за руку держит? А я, раз уж взял, что ж, теперь бросать? Так и держал.
Светлана: Сколько от знакомства до свадьбы времени прошло? Горбачёв: Два года. Все дни мы проводили вместе, и нам вокруг говорили: слушайте, давайте женитесь. А знаете, кто еще приходил в эту комнату к ее подружкам? Мераб Мамардашвили и Юра Левада. Один стали потом знаменитым философом, а другой - известным социологом. Мераб был чудесный парень. Грузин, высокий, симпатичный, и уже тогда в нем чувствовались глубина и оригинальность ума.
Светлана: Итак, друзья вам сказали - сколько можно, и вы тогда поехали специально зарабатывать деньги на свадьбу... Горбачёв: Это когда мы уже с ней договорились, но никого не ставили в известность. Кроме родителей. Я написал письмо директору МТС, где проработал уже пять лет и был, так сказать, человеком известным. Я снова поехал и заработал тыщу рублей, по тем временам не так уж плохо. Потом несколько центнеров зерна, полученных за уборочную, продали. Я в Москву вернулся и заказал первый в моей жизни классный костюм. Был такой материал "ударник", темно-синий, красивый. Рае пошили бальное платье, все, как помню, в ателье на Кировской. А вот на туфли не хватило. Но Нина Якшиева, одна из лучших подруг на всю жизнь, одолжила. Тогда ведь всем, что было, делились. Гардероб у студента личным никогда не был.
Светлана: А свадьба где была? Горбачёв: На Стромынке в столовой собрались ее и моя группы. Все как положено - с винегретом и прочими приметами таких мероприятий.
Светлана: С чего начиналась семейная жизнь? Горбачёв: Стали ездить к родителям - выстраивать дипломатические отношения. Сначала ко мне поехали. Отец принял все отлично, мы так и остались с моим отцом большими друзьями, с матерью сложнее - чувствовалась ревность к сыну. И это оставалось. Хотя и я, и Рая были очень близки со своими родителями.
Светлана: Как Раиса Максимовна отнеслась к тому, что придется из Москвы уехать в Ставрополь? Горбачёв: Нормально. Я мог бы остаться, если бы она захотела, но мы приняли решение уехать. А у нее между тем был за плечами год успешной учебы в аспирантуре.
Светлана: Ну и как вы начинали в Ставрополье? Горбачёв: Приехали мы туда, боже мой, как будто вернулись на несколько веков назад! Прошли через все. Эта первая квартира в одиннадцать метров, с углем и дровами. Позже высвободили нам в учреждении каком-то две комнатушки, это уже когда родилась дочка.
Светлана: Мы были недавно на Ставрополье, я видела эту улицу Казанскую, ваш самый первый домик... Горбачёв: Казанская, дом сорок девять. Ирина ведь родилась, когда Раисе Максимовне исполнилось двадцать пять лет. Телефона там и сейчас, по-моему, нет. Я бегал в горсовет и оттуда все позванивал. Прибежал в очередной раз где-то в одиннадцатом часу и услышал, что родилась девочка. Кстати, уже после смерти Раисы Максимовны - она все хранила - я нашел бирочку из роддома и пучочек дочкиных волос. Ирине я это показал и, конечно, внучкам.
Светлана: Вы не помните, на какой машине привозили жену из роддома? Горбачёв: Не помню, была ли машина...
Светлана: А вообще, каким был ваш первый автомобиль? Горбачёв: "Москвич". Меня все милиция преследовала, но отбирать нечего было, прав-то не имел.
Светлана: Бытовые заботы в семье делились? Горбачёв: Все делали вместе. Это значительно позже я отошел от бытовых дел, стал, можно сказать, только потребителем. Она всегда заботилась о том, чтобы дома было хорошо.
Светлана: Даже на одиннадцати метрах? Горбачёв: В выходные дни, в свободное время мы все время что-то переставляли, улучшали, создавали свой мир.
Светлана: Раиса Максимовна уже тогда была модницей? Горбачёв: Еще в студенчестве она за модой следила. Если вы возьмете ее студенческие фотографии, то увидите. Я это очень в ней ценил. В общем, старались по Чехову: чтобы и лицо, и одежда, и душа, и мысли. С мыслями у нее все было в порядке. Это был человек очень цельный, с развитым чувством собственного достоинства. Откровенно говоря, мы сошлись еще и потому, что она была максималистских взглядов, как и я. Это позже мне пришлось переделывать себя, я вообще по натуре радикалист, а в историю политики вошел как человек компромисса, так ведь?
Светлана: Наверное. Может быть, об этом еще рано судить. Михаил Сергеевич, в семье были какие-то планы, связанные с профессиональным будущим Раисы Максимовны? Горбачёв: Она хотела работать. Приехали мы в Ставрополье, она оказалась единственной выпускницей МГУ. Потом еще Николай Жуков появился. Тем не менее Раиса Максимовна не могла преподавать философию, потому что все места заняты были. На самом деле преподавание философии требовало членства в партии и утверждения парткома. Поэтому с ходу ее никто не пустил. Она стала в библиотеке работать. Позже ее все-таки взяли преподавать, сначала в медицинский, потом - в сельскохозяйственный. Стала ведущим преподавателем, читала курс исторического, диалектического материализма, этики, эстетики, историю религий. А потом вдруг ее увольняют и не называют причин. Тогда я пошел в крайком партии. Помню, к Дмитрию Васильевичу Качуре, я в этих кругах уже был известен. Говорю: "У вас что, идеологическое недоверие к моей жене?" Он отвечает: "Она всего лишь комсомолка". А я ему: "Это же коммунистический союз молодежи, понимаете?" Так вот защитил жену. А в партию она потом вступила.
Светлана: Она одобряла ваше увлечение партийно-политической работой? Горбачёв: А увлечение-то было непростым. Я решил поступить в аспирантуру сельхозинститута, сдал экзамены, утвердил тему диссертации. В Ставрополье тогда интересные вызревали темы. И вдруг меня избирают вторым секретарем крайкома партии, и через два года - первым. Вот тогда уже я принял решение идти этой дорогой. И Рая согласилась, хотя с миром науки, культуры, с интеллигенцией мы были связаны, пожалуй, больше.
Светлана: Вы довольно быстро стали главным человеком в крае. Менялась ваша жизнь, ее условия. Как Раиса Максимовна принимала эти перемены? Горбачёв: В семье у нас все оставалось по-прежнему, туда мы никого не пускали никогда. Это был наш мир, и это очень-очень важно. Конечно, с переменами надо было считаться. Секретарю горкома, крайкома необходимо было появляться на людях с женой, общаться - тут кончалась личная жизнь и начиналась политика. Ответственность требовалась.
Светлана: В чем она у Раисы Максимовны проявлялась? Горбачёв: В стремлении не подводить меня ни в чем. Прямо скажу, мы были весьма требовательны к себе. Когда меня избрали секретарем ЦК, у меня было всего три костюма. Перевозить в Москву нам было практически нечего, кроме библиотеки, которую всю жизнь собирали.
Светлана: Михаил Сергеевич, не секрет, что в свое время людям из партийной элиты можно было читать так называемые "белые" книги, то есть не разрешенные к широкому хождению. Вы их читали наверняка? Горбачёв: У меня сейчас дома в библиотеке, наверное, книг триста таких.
Светлана: А что это были за книги? Горбачёв: Там есть немало книг плохих, демагогических и даже лживых, но есть очень серьезные.
Светлана: Что для вас было тогда серьезными книгами? Горбачёв: Например, работы Антонио Грамши, Пальмиро Тольятти, связанные с еврокоммунизмом. Роже Гароди. Может, из этой литературы и родились мои социал-демократические взгляды.
Светлана: А из книг наших авторов? Горбачёв: Солженицына я прочитал, будучи генсеком. Крючков мне дал все, что написал Солженицын.
Светлана: Михаил Сергеевич, ваши взгляды всегда совпадали с мнением жены, или у вас были споры? Горбачёв: Да нет. Скорее наш общий взгляд складывался из ее теоретических и моих практических знаний, и результат Раиса Максимовна успешно использовала на своих семинарах. Ну а споры, обмен мнениями - это было в нашей семье всегда. Позже начала включаться Ирина, которая имела перед нами огромное преимущество, она росла, когда у нас библиотека была огромная, потом она человек широкой образованности.
Светлана: Чего вы тогда боялись, когда были первым секретарем крайкома? Горбачёв: Напраслины. Знаете, как-то Раиса Максимовна, разбирая книги на даче, вдруг обнаружила папку. Оказывается, в ней она хранила квитанции об оплате продуктов из стола заказов на Ставрополье. Хранила для того, чтобы, не дай бог, кто-то не заподозрил, что мы воровали или пользовались чем-то корыстно. Уже сейчас, на квартире, я нашел другую папку - с описью подарков, которые она получала и сдавала затем в Гохран. Она требовала всегда, чтобы все было оформлено под расписку. Она не могла больше и трех дней терпеть, чтобы не кинуться отдавать долги. Каждый раз пытала меня - кто покупал ей лекарства, отдал ли я деньги. Была очень щепетильна в этих вопросах.
Светлана: Как Раиса Максимовна отнеслась к переезду в Москву? Горбачёв: Я ведь не знал, что меня собираются утверждать, приехал и застал здесь пятидесятилетие земляка, моего друга Марата Грамова, председателя спорткомитета, мы еще по комсомолу с ним знакомы. Я у него уже провел целый день, когда сообщили, что меня разыскивают. С Черненко я вечером все же встретился, говорю: "Прошу извинить, но сегодня выходной день. Я вправе им распорядиться?" "Да, - говорит, - но надо, чтобы твои помощники знали, где ты находишься. Леонид Ильич поручил мне сказать, что завтра будет тебя рекомендовать секретарем ЦК".
Светлана: Получив такое известие, первым делом Раисе Максимовне сообщили? Горбачёв: Нет, я позвонил в Ставрополь, передал ей привет от Грамова и сказал: "Слушай завтра радио". Вообще она обрадовалась - хотелось перемен. В Москву хотелось.
Светлана: А правда, что у вас с Раисой Максимовной вошло в привычку самые важные вопросы обсуждать во время прогулок? И не объяснялось ли это тем, что лишние уши могли быть где-то в доме? Горбачёв: Уши несомненно были. Когда умер Черненко и я вернулся после Политбюро на дачу, Раиса Максимовна меня ждала, и мы действительно пошли по этим дорожкам. Я говорю: "Знаешь, насколько мне известно, секретари крайкомов, обкомов говорят, что, если еще раз попытаются нам навязать старика, устроим бучу на пленуме ЦК. В общем, завтра может встать вопрос о моем избрании генсеком..."
Светлана: Как она отнеслась к этой фразе? Горбачёв: Сказала - тебе решать. Но была согласна с моим мнением - так нашей стране больше жить нельзя. Она вообще оказалась моим самым горячим сторонником, единомышленником, все, что потом было, пережила, пропустила через ум и сердце. Все происшествия и катастрофы, путчи и кризисы. Она особенно переживала от того, что люди не поняли по-настоящему и меня, и уж ее - тем более. А ведь чего только нам не вменяли. Даже то, что Горбачев к жене относится с большим уважением, - это, оказывается, тоже его слабое место.
Светлана: Как Раиса Максимовна становилась первой леди? Как и где одевалась? Слухи ходили самые разные. Горбачёв: Проблемы были. Согласитесь, неудобно жене генсека все время появляться в одном и том же платье. Надо было менять, а значит, покупать, но денег-то было не жирно. Ты за квартиру и дачу не платишь, транспорт бесплатный. Но вот туалет, платье купить - проблема. Поэтому Раиса Максимовна и сдавала в комиссионки свои прежние вещи, не сама, конечно. Платье продавали, следующее заказывали. А люди думали, что гардероб ее конца не имеет, как у царицы - тысячи платьев. Ерунда все это. Главное, у Раисы Максимовны был вкус, и мне нравилось, что она занималась собой.
Светлана: Она общалась с кем-то из круга жен? Горбачёв: Скорее нет. Круг интеллигенции - это было ей ближе.
Светлана: А вот сделать историческую для нашей страны перемену ― выйти вперед из-за плеча мужа ― это было ее желание или это вы все-таки вместе такое решение обсудили? Горбачёв: Она меня спрашивала. Слушай, как я себя должна вести? Я говорил, ничего менять не будем. Мы люди уже сложившиеся. Мы вели себя так, как привыкли. А это почему-то вызывало осуждение.
Светлана: Раиса Максимовна ходила куда-то с кредитной картой, скажем, покупать драгоценности? Горбачёв: Кредитной карты у нас тогда не было. Вот только перед концом жизни появилась. Самое интересное, что накануне моего ухода Ельцин сказал мне: если вы что-то сделали - сознайтесь. Мы, говорит, обеспечим вам гарантии безопасности. По слухам, у вас есть золотая карта. Он уже тогда знал, оказывается, что это такое. Но я-то и сейчас еще не очень хорошо понимаю, что за золотая карта.
Светлана: Михаил Сергеевич, а легенды о лондонских магазинах, где Раиса Максимовна все скупала? Горбачёв: Да ничего она вообще не купила там. Может, только маленькие-маленькие сережечки на память о поездке. Вы на них посмотрите и рассмеетесь...
Светлана: Раиса Максимовна переживала по поводу злых языков, анекдотов? Горбачёв: Очень переживала. Когда кто-то заметил, что время погубило ее, это, наверное, слишком сильно было сказано, потому что, я думаю, все-таки у нее была судьба счастливая, по большому счету. Это стало особенно ясно, когда я зачитывал ей письма, приходившие в больницу. Она плакала. "Неужели, - говорит, - для того, чтобы вот это все пришло, я должна умереть?" Я не могу людей винить, им так заморочили головы. Говорили, что она кадровые решения принимала, какая глупость! Она до конца жизни так и не узнала, что такое Политбюро и как оно там работает по-настоящему. Это домыслы, демагогия и болтовня.
Светлана: О чем вы говорили с Раисой Максимовной в ее последние дни? Горбачёв: Вы знаете, мы с дочерью проводили возле нее все время. Она иногда говорила - давай уедем, я хочу домой, не могу больше. Я отвечал - помнишь, как в любимой нашей песне "В лесу прифронтовом": "И каждый знал, дорога к ней лежит через войну"? А у нас с тобой через трансплантацию, и эту дорогу надо пройти. И она могла бы, но ей выпала горькая судьба - трудная форма лейкемии, самая сложная, редко встречающаяся, малоизученная. Тем более в нашем возрасте это вообще сложно, и все же надежда была.
Светлана: Михаил Сергеевич, а вы о любви говорили? Горбачёв: Мы никогда о любви не говорили. Мы просто были друг для друга. Всю жизнь.
Светлана: Помните свой последний разговор с ней? Горбачёв: Ирина у нее дежурила. Она увидела, что Раиса Максимовна задремала. Вышла в комнатку с аппаратурой и вдруг увидела, как все показатели на мониторах начали меняться. Она быстро пригласила врача, позвонила мне и говорит: "Сейчас маму в интенсивное отделение переведут". Когда я примчался, ее уже везли в это отделение. Вот когда ее стали подключать к аппаратам поддержки жизнедеятельности, тогда и был мой последний разговор. Надо было ее как-то отвлекать, пока что-то быстро делали врачи. Они Рае сказали: "Мы сделаем сейчас немножко снотворного, подключим искусственное дыхание". Позже она уже не вышла из-под наркоза. Через неделю скончалась.
Светлана: Всю эту неделю вы к ней ездили? Горбачёв: Мы сидели с Ириной возле нее последние семь часов, но общаться уже не могли. Я вам знаете что скажу... Сегодня ночью вдруг звонит телефон, я беру трубку, она говорит: "Привет". Я говорю: "Ты откуда?" На этом все прервалось, я проснулся. Вот мой последний с ней разговор.
|