В КРУГЕ СВЕТА
программа Светланы Сорокиной на радио «Эхо Москвы»
соведущий - Юрий Кобаладзе
25 апреля 2012 г. Запрет пропаганды секса для подростков.
Гости – Владимир Платонов, Ольга Свиблова.
Аудио: эфир –
Светлана: Здравствуйте. Это программа «В круге СВЕТА», здесь Юрий Кобаладзе и Светлана Сорокина. Сразу напомню вам телефон для SMS-сообщений +7 985 970-45-45. Сегодня мы будем говорить, ну так, о новых инициативах Московской Городской Думы, поэтому у нас в гостях Владимир Платонов, председатель Московской Гордумы. И ждем мы Ольгу Свиблову, директора Московского Дома фотографий – она еще не пришла, опаздывает, но надеемся, что будет. Здравствуйте, Владимир Михайлович.
Платонов: Здравствуйте. А почему вы называете это какими-то новыми инициативами?
Светлана: Сейчас разберемся.
Платонов: Хорошо.
Светлана: Значит, у нас в ряде субъектов РФ, конкретно уже в Рязанской, Костромской, Архангельской области, в Санкт-Петербурге приняты региональные законы, запрещающие пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних. 23 апреля, то есть позавчера в Мосгордуме состоялось заседание круглого стола на тему. Сейчас зачитаю эту тему – она такая, сложная: «Об инициативе родительской общественности по принятию законодательства о запрете пропаганды гомосексуализма, лесбиянства и трансгендерности среди несовершеннолетних в городе Москве». И, вот, говорили там, говорили и договорились до того, что даже надо, как бы, углубить и расширить инициативу перечисленных субъектов РФ.
Платонов: И запретить секс в России.
Светлана: Ну, это вы огрубляете, но договорились до того, что неплохо бы разработать городской закон, запрещающий пропаганду сексуальных отношений среди несовершеннолетних. Что не так?
Платонов: Вообще все не так.
Светлана: Все не так?
Платонов: Конечно.
Светлана: Так.
Платонов: Дело в том, что давайте... Тема, на самом деле, безумно серьезная, хотя многие хохочут, издеваются, там, пишут. Меня попросили список принести той литературы, которую немедленно надо уничтожать на основании московского законодательства.
Светлана: Заголовки появились «Платонов за платоническую любовь».
Платонов: Да-да-да. Ну, господи, фамилия такая, вот они и прикладывают. Вы знаете, у вас несовершеннолетние дети есть или выросли уже. У меня тоже есть. И у любого человека, которого мы спросим, хочет ли он, чтобы его дети несовершеннолетние были защищены от любой информации, которая может негативно повлиять на его развитие?
Кобаладзе: Хочет.
Платонов: Вот видите? То есть мы не одиноки. Именно поэтому еще в 1998 году был принят федеральный закон об основных гарантиях прав ребенка в РФ. Кто знает? А он действует и он защищает. И в развитие этого закона был принят закон в 2010 году о защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию.
Светлана: Чего не хватает?
Платонов: Этот закон вступает в силу только в сентябре 2012 года. Хотя, он был принят в 2010-м. Но это не значит, что отсрочили введение хорошего закона. За это время были приняты еще федеральные законы, которые внесли изменения в законы о СМИ, об основных гарантиях прав ребенка в РФ, кодекс РФ об административных нарушениях, о рекламе, об информации, информационных технологиях и о защите информации. То есть это, вот, то, что, на самом деле, происходит в российском правовом поле по защите детей. Но вы знаете, что, действительно, в развитие вот этих законов появился закон сначала в 2006 году в Рязанской области, и там были проблемы. Кто-то с плакатами пришел к детскому саду или к школе, их привлекли к ответственности административной, было обсуждение в Конституционном суде, и Конституционный суд признал законность действий.
И еще вот что важно. Вот в том федеральном законе о защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию, есть глава 6-я «Ответственность за правонарушения в сфере защиты детей от информации, причиняющей вред их здоровью или развитию».
Кобаладзе: Но он действует, этот закон?
Платонов: Сейчас. Я все рассказываю.
Светлана: Сейчас, одну секундочку. Я только представлю. Ольга Свиблова к нам присоединилась.
Свиблова: Здрасьте.
Светлана: Здрасьте. Директор Московского Дома фотографий. Вот мы уже начали наш разговор с Владимиром Михайловичем – он нам перечисляет те законы, которые уже были приняты...
Платонов: Да. С 1998 года.
Светлана: ...в защиту детской психики в связи с извращениями разнообразными.
Платонов: И вот есть глава 6-я (я ее назвал), ответственность за правонарушения в сфере защиты детей. Статья 22-я говорит: «Ответственность за правонарушения в сфере защиты детей от информации, причиняющей вред их здоровью или развитию, нарушение законодательства РФ о защите детей от информации влечет за собой ответственность в соответствии с законодательством РФ». И это делегировано субъектам РФ. Мы должны прописывать те нарушения, которые есть, и прописывать наказания за вот эти нарушения. Они частично вошли и в административный кодекс РФ. Но ничто не мешает в каждом субъекте РФ, как сделано в некоторых уже, принимать этот закон. А в Москве вообще сконцентрированы все идеи противоположные, все споры, все безобразия, в основном, происходят. Поэтому мы не можем не обсуждать эту тему. И эта тема обсуждалась. Как она была преподнесена в СМИ, ну, как смогли, так и преподнесли. Ведь, это же интересно фамилию склонять вместо того, чтобы разобраться, что, на самом деле, происходит и какие законы принимаются.
И, кстати, вы прекрасно знаете: это не проблема России. Во всем мире, во всех развитых государствах несовершеннолетних защищают. И в США, и в других государствах. И Россия не является исключением.
Светлана: Ну так вот вопрос, чего не хватает. Ольга, вот вы как воспринимаете? Что такое вообще пропаганда, там, гомосексуализма, и вообще как они хотят расширить (наши депутаты), пропаганда сексуальных отношений среди несовершеннолетних. Что вообще вы думаете?
Свиблова: Я вообще ничего не понимаю. У нас в Москве стоит памятник детям, жертвам пороков взрослых, да? И я помню, что когда его открывали, у меня был шок.
Светлана: Шумякинский.
Свиблова: Да. Вот я стояла с той стороны, где как раз томаты летели. То есть я не очень понимаю, я просто это произнести не могу – мне кажется, что название скульптуры, которое я произнести не могу, не только понять не могу, да?
Кобаладзе: А почему он вас так возмущает?
Свиблова: Ну, просто я не очень понимаю.
Светлана: Ну, страшный такой. Ты видел?
Кобаладзе: Ну, видел, да.
Свиблова: Во-первых, он довольно страшный. Вот, если что-то пугает детей, то, наверное, вот эти вот страшные изображенные там пороки, но названия я произнести не могу. Я не очень понимаю, что такое здесь надо разделять. Что наносит детям ущерб? Вот, у нас зачитали нам сейчас законодательство, что детей надо охранять от того, что им наносит ущерб.
Я вот здесь в этом законодательстве не вижу, например, если уже... Мне кажется, что мы сейчас говорим о подзаконных актах, которые позволяют вот это широкое толкование, что наносит вред детям, как-то конкретизировать. Но почему-то мы не занимаемся тем, что плохое образование наносит детям вред и, на мой взгляд, вообще невосполнимый.
У меня недавно студенты были. Я везде повторяю, потому что это был шок. 34 студента пришли ко мне, 3-й курс Журфака РГГУ, лучший гуманитарный вуз страны, через 3 месяца бакалавриат. Но я не говорю, что 30 человек были первый раз в музее вообще. Но вот они, например, не знали, когда Октябрьская революция случилась и не знали год смерти Ленина.
Кобаладзе: Слава богу.
Свиблова: Нет, не «слава богу» - это наша российская история. На вопрос о том, кто был в неофициальной культуре, мне сказали, что там был Набоков. И надо было долго разбираться, на каком языке он писал свои последние романы и когда он уехал из нашей страны.
Я считаю, что историю надо знать. Образование плохое. Это наносит детям колоссальный вред, потому что мешает их социализации в будущем, во-первых. А во-вторых, просто когда не дает им понять самих себя.
Светлана: Ну, одно другого не отменяет.
Свиблова: Нет, одно другое отменяет, потому что сейчас придрались непонятно к чему. Что такое, например, пропаганда сексуальных отношений? Я не знаю, мне никто не пропагандировал сексуальные отношения, и в мое время нам даже не говорили, что есть противозачаточные средства, да? О том, что есть СПИД, я узнала в конце 80-х годов, когда первый раз попала в Нью-Йорк. И мне казалось, что это смешно. И когда я за месяц пребывания там, когда я готовила выставку, несколько раз попала на похороны своих друзей, я задумалась, что это такое. И в этот момент оказалось, что можно хотя бы сексом безопасным заниматься. Надо ли говорить детям о том, что секс бывает опасный и безопасный? Наверное, надо. Надо ли детям пропагандировать секс? Я не уверена, потому что я до сих пор не понимаю, как можно пропагандировать секс, потому что я выросла в понятиях любви. И мне кажется, любовь надо пропагандировать. Ну как? Ее не надо пропагандировать, слово «пропаганда» к этому неприменимо. Есть искусство, есть литература – они говорят об этом на своем языке, и, конечно, контент реальности меняется. Ну, сегодня нормально, когда дети живут, не зарегистрировав отношения, довольно долго и слава богу, что они могут узнать друг друга. А в мое время, например, это было ненормально. Я понимала «замуж» - всё.
Светлана: Только тогда и можно.
Свиблова: И только тогда можно, как бы, вступать в какие-то отношения. Это моя жизнь, это мое время. У них другая жизнь, другое время. Надо ли им в школе рассказывать, как в Америке, например, учить урокам мастурбации? Я не знаю. Мне кажется, кому-то это в голову приходит в жизни, да? Но этого никто не отменял – это даже у животных бывает. Понимаете? Но учить этому, наверное, в школе не нужно – лучше в школе, наверное, читать какие-то... Все-таки, мы все равно в жизни ищем не секс, мы все равно в жизни так или иначе приходим к тому... Кто-то по-разному ищет, но в общем и целом мы ищем любовь. И я не понимаю, что такое пропаганда, я не очень понимаю, против чего мы боремся, что такое пропаганда гомосексуализма? Я не понимаю, как его можно пропагандировать – он у нас сегодня ненаказуем, насколько я понимаю нашу Конституцию.
Кобаладзе: Пока.
Платонов: Что-что?
Свиблова: Не запрещает гомосексуализм?
Платонов: Нет, нет-нет. Раньше была уголовная ответственность, но более 20 лет назад уголовная ответственность была отменена, и полная свобода, но свобода, от которой не должны страдать несовершеннолетние.
Свиблова: Значит, я могу сказать, что есть свобода «то, что не запрещено, разрешено». Я не понимаю, что такое пропаганда, да? Но я пойду пропагандировать свои гетеросексуальные отношения против людей, у которых (НЕРАЗБОРЧИВО). Слава богу, что эти люди живут. Бывают люди, которые так живут. Бывают. Если в любви живут, замечательно. Если в ненависти, то плохо, не важно, кто с кем, понимаете? Но проблема в том, что если не запрещено, можно жить.
Я очень плохо понимаю, что такое «пропаганда». Я, между прочим, не за парады, потом что тогда мы тоже пойдем все за парады, и тогда кошки должны выйти на парады, потому что у них тоже есть разные сексуальные отношения. Понимаете? Мне кажется, секс – это вообще какая-то вторичная функция к какому-то нравственному поведению. И если мы, борясь за душу детей в школе, в семье, потому что ненормальные отношения в семье, даже если они гетеросексуальные, наносят детям больший вред, чем если они смотрят какие-то откровенные фильмы. Я, вот, например, думаю, все, что правильно, все, что морально, детям все можно показать. Детям можно показать жизнь, детям можно показать смерть, детям можно показать любовь, но когда это наполнено содержанием. Если это реально пропаганда, то я ее не вижу вокруг себя.
Светлана: Владимир Михайлович, что вы понимаете под словом «пропаганда», вот, понятие?
Платонов: Есть много определений пропаганды. Вот, например, пропаганда – это любые попытки манипулировать общественным мнением. Социальные психологи накладывают следующие ограничения на использование этого термина. Сообщение будет рассматриваться как пропаганда, если оно: первое, представляет собой сознательные систематические организованные усилия, второе, скрывает истинный характер разногласий и представляет только одну сторону проблем и, третье, характеризуется попытками скрыть тот факт, что он, действительно, является пропагандой. Это, вот, из материалов.
Кобаладзе: Все равно непонятно.
Светлана: Поясняем применительно к объекту нашего рассмотрения.
Свиблова: Ну, кто пропагандирует секс? Я не понимаю, я не вижу. Это уходит из поля моего внимания.
Светлана: Сейчас-сейчас. Пусть скажут.
Платонов: Секундочку. Вы чуть задержались, я просто рассказал, в чем обвиняют Городскую Думу, что она популистски проводит какие-то мероприятия, начинает запрещать секс. Я только что показал, что это планомерная позиция российского государства как и во многих других о защите несовершеннолетних от любой негативной информации. Я потом законы все передам.
Свиблова: Не, я законы понимаю. Кто это делает?
Платонов: Это делает государство, это принимают законы.
Свиблова: Нет, кто пропагандирует секс среди несовершеннолетних?
Платонов: Сейчас мы до этого дойдем.
Свиблова: Это просто ужасно. Я просто не видела.
Платонов: Вот, ко мне обратился родитель и говорит «До каких пор в центре, в общественных местах под дворники автомобилей будут подкладывать брошюры, где содержатся адреса женщин, фотографии услуг?»
Кобаладзе: Они запечатаны все в целлофан.
Платонов: Они запечатаны, но, вот, ребенок...
Светлана: То есть брал. (смеется)
Кобаладзе: Я брал и внимательно читаю.
Платонов: Не, ну разбрасывают всем. Ребенок подошел раньше и стал рассматривать, папа просто не успел отобрать. И он возмущен, почему это в таком доступном виде находилось. И я вот за последние полгода уже 2 письма направил в ГУВД, они проводят проверки. Ну, я думаю, что разберутся, кто и что это делают. Это вот пропаганда.
Свиблова: Я не видела. Но если такое есть, надо убирать.
Платонов: Это есть, действительно.
Светлана: Это есть, правда.
Платонов: И это в свободном доступе. И могут несовершеннолетние это увидеть, ознакомиться. Это нужно? Не всем нужно.
Кобаладзе: Еще примеры можете назвать, вот, подобного рода, чтобы это стало понятно?
Платонов: В интернет-сайтах совершенно неприличные, страшные вещи.
Светлана: И вы думаете, что сможете в интернете навести порядок? И как-то оградить от этих сайтов?
Платонов: Вы знаете, нам будет это сделать очень сложно.
Светлана: Вот, я не верю.
Платонов: Мы законодательство очень сильно отстаем регулировать интернет и все эти отношения. Но вы знаете, для чего пишутся законы? Некоторые считают, чтобы кого-то наказывать, сажать. На самом деле, нет. В законах прописывается в государстве, что нельзя делать, что запрещено. И нормальные люди на это нормально реагируют. Злодеи по каким-то другим основаниям наживаются, это выгодно им, они нарушают закон и тогда их привлекают. А, на самом деле, закон устанавливает правила. Вот, все законодательство, которое я вам перечислил, оно для того, чтобы устанавливать правила. И, вот, кроме России, кроме других государств... Например, вы знаете, что есть СНГ, есть межпарламентская ассамблея и, вот, они тоже в 2009 году приняли модельный кодекс, то есть тот кодекс, который применяется потом во всех государствах СНГ. То есть понимают на постсоветском пространстве, что это проблема такая есть о защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию.
Кобаладзе: Но вы говорите, что это принято уже 10 лет назад, да? Основной свод законов.
Платонов: Это гарантии прав ребенка. Был принят в 1998 году. А, вот, законы в развитие этого модельного кодекса мы приняли только в 2010 году, но он вступает в силу с 1 сентября 2012 года.
Кобаладзе: Ну то есть законов хватает – надо теперь их только реализовывать.
Платонов: Законов хватает. И сейчас, вот, вступление там в административный кодекс, потом целый блок законов был принят недавно по инициативе президента – это впервые у нас в Уголовном кодексе появилось понятие педофилии и наказывать за это. Это тоже целый блок.
Свиблова: А у нас не было?
Платонов: Не было. Ни разу, никогда.
Свиблова: Ну ладно?
Платонов: Ну, что значит «Ну ладно»? Вы меня уговариваете?
Свиблова: Вы хотите сказать, что у нас не было?..
Платонов: Много у нас чего долго не было.
Свиблова: А как мы судили педофилов? У нас разве нету?..
Светлана: Просто как насильников, да?
Платонов: Там были или развратные действия, привлекали за развратные действия (не очень легко это было сделать) или, если был факт насилия, это за изнасилование.
Светлана: Ну просто за изнасилование?
Платонов: Да. А понятия педофилии не было. То есть это говорит о том, что мы совершенствуем наше законодательство в защите детей, и ничего кроме этого в стенах Московской Городской Думы в понедельник не происходило.
Свиблова: Я понимаю, например, что если в российском законодательстве не было понятия педофилии, ну, это как-то странно. Весь мир пользуется этим законодательством, насколько я знаю, во Франции это есть, во всей Европе это есть.
Платонов: Да во многих странах. Там, например, в небольшом поселке могут объявить «Вернулся после отсидки известный педофил. Живет там-то, будьте осторожны». И родители становятся осторожными в отношении. Они предупреждают детей, что к тому дяде подходить ни в коем случае нельзя.
Кобаладзе: И дядя, может быть, встал давно на путь исправления, а все тычут пальцем и говорят «Плохой».
Платонов: Вот, насчет пути исправления, мне кажется, здесь больше информации. Вот, вряд ли это могут исправить. Здесь просто общество защищает себя.
Кобаладзе: Ну, если он представляет опасность, что же его обратно в деревню-то пускают?
Платонов: Общество защищает себя вот такой информацией. Если ты проинформирован, значит, ты вооружен.
Свиблова: Нет, ну вы понимаете, что, например, кошельки крадут. Есть 2 типа, сказать «Ах, меня обокрали», а есть другой тип «Я прошляпил». То есть надейся на лучшее, но, все-таки, как бы, не клади свой кошелек на самом открытом месте и не соблазняй. Поэтому, конечно, когда появляется человек, который даже прошел исправительный курс, работы...
Светлана: А если был осужден неправедно?..
Платонов: Ну, в конце концов...
Светлана: ...А в него все тычут и объявления развешивают?
Свиблова: Не, в него не тычут. Понимаете, вот это вопрос, как развешивать и что с этим делать, потому что всё это – история тонкая. То есть должно быть законодательство. Я совершенно согласна, что, например, от педофилии надо защищать, и странно, что у нас не было такой статьи. И с другой стороны, понятие пропаганды, которое вы прочитали, мне кажется убедительным, хотя, не всегда можно понять, сознательно скрыли, что это пропаганда, несознательно. Может, кто-то вел пропаганду, а не знал. А, может быть, кто-то так хорошо вел, что скрывал, и негде подкопаться носом.
Меня, вот, другой вопрос волнует. Если мы занялись сейчас охраной детей (а это, безусловно, нужно делать) и, например, в скандинавских странах этот кодекс просто невероятно ужесточен по отношению и к европейскому вообще, а по отношению к нашему я даже не говорю. Там громкое повышение голоса на ребенка – оно карается законом, и на него может донести кто угодно, да? То есть ребенок, сосед, который слышал, и так далее. И мы говорим о защите детей от информации, причиняющей вред здоровью и развитию. Я понимаю, что проблема интернета – это проблема, она везде для всех проблема и, наверное, когда-нибудь... Если мы не научимся вообще саморегулировать информацию в обществе, общество просто накроется медным тазом. Поэтому у меня есть надежда, что и законодательные акты, которые, да, действительно, дисциплинируют, и просто какая-то самоорганизация, в конце концов, сделают интернет для нас настоящей силой, а не моделью, которая может нас где-то разрушить.
Но почему мы говорим только о сексе? Вот меня что волнует. Потому что если мы говорим о защите детей...
Платонов: Нет, о сексе стали писать, когда провели слушания. А мы говорили о всей информации.
Кобаладзе: Вообще о защите.
Платонов: Конечно. О защите. И об этом шел разговор.
Свиблова: Ну так давайте защищать от того, что является... То есть понятно, о педофилии надо принять закон и он принят. Слава, господи, что мы встали в ранг с цивилизованными странами, я просто поздравляю и инициативу президента, и Госдуму, и всех, кто это принял.
У меня другой вопрос. Здесь идет такая широкая тема о защите детей от информации, причиняющей вред здоровью и развитию. Образование чудовищно. Медицина чудовищна. Отношения внутри семьи, где родители, по сути дела, имеют полное право над ребенком, чудовищные. У нас на эту тему законодательства нет, а мы говорим...
Платонов: Есть, есть, есть.
Свиблова: Но минимальное.
Платонов: Вы знаете, у нас с советского времени сохранена вот эта система защиты несовершеннолетних. Это целые подразделения в милиции, это органы прокуратуры, которые осуществляют контроль за соблюдением законности по защите несовершеннолетних.
Светлана: Ну да. Только могут отобрать за непоглаженное белье и невымытую посуду, а могут оставить детей-Маугли, которых обнаруживают через много лет.
Платонов: Это не так, нет-нет-нет. Вот, не упрощайте.
Светлана: Я конкретизирую, а не упрощаю.
Платонов: Есть ли у вас примеры эти? Сообщите.
Кобаладзе: К нам приходили люди, которые просто рассказывали, как изымали детей...
Платонов: Хорошо. Дайте их координаты, их будет защищать закон, если у них отобрали детей только за непоглаженное белье.
Кобаладзе: Ну, может, это утрируем.
Платонов: Я наблюдал все эти ситуации – могут рассказывать, что угодно. Вот, я когда работал в прокуратуре...
Светлана: За бедность, за плохие жилищные условия, в которых родители не виноваты.
Платонов: ...ко мне пришли люди жаловаться вместе с депутатами Моссовета тогда, что, вот, отобрали ребенка. А люди были, мягко говоря, не совсем здоровы. И так как они были бомжами, негде было принять решение о лишении их родительских прав. У них было трое детей, и последний раз они их оставили на морозе. И, вот, детей спасли, они находились в больнице, в специальном приемнике и их не отдавали родителям в нарушение законодательства.
Кобаладзе: Не, ну и такие случаи бывают, и то, и другое, и третье.
Платонов: Так вот. Но! Когда они приезжали и рассказывали, как у них за непоглаженное отобрали из-за того, что они притесняются, потому что они борются с Советским Союзом, это воспринималось совершенно по-другому. Поэтому для этого есть специальные органы, которые проверяют: это слова, а это реалии. И людей наказывают за реальные события, за реальные действия, которые они совершили.
Светлана: Например, за бедность. Вместо того, чтобы дать этой семье, может быть, я не знаю, большее пособие и помочь жить, отбирают в сиротские учреждения, потому что на хлеб не хватает. Ну, так тоже бывает.
Платонов: Мне неизвестны такие случаи...
Светлана: А мне известны такие случаи – загляните в тот же интернет.
Платонов: ...Мне известно, что, например, в Москве мы помогаем всем многодетным семьям, и эта помощь оказывается.
Светлана: Москва, как говорится, еще не вся Россия.
Платонов: Готов согласиться.
Светлана: Сейчас мы должны остановиться, потому что пришло время новостей середины часа. Владимир Платонов, Ольга Свиблова с нами. Мы говорим о новых, ну, или старых инициативах Мосгордумы по защите детей от негативной информации. Оставайтесь с нами – через несколько минут продолжим.
Новости
Светлана: Еще раз вас приветствуем, мы продолжаем наш разговор в программе «В круге СВЕТА». У нас в гостях сегодня Владимир Платонов, Мосгордуму он давно возглавляет и Ольга Свиблова, директор Музея Фотографий в Москве.
Кобаладзе: Ольга, у вас бывают фотографии такие, сомнительные?
Свиблова: У нас был проект Пьера Жиля, который мы показывали в центральном выставочном зале Манеж спокойно, потому что они не о том, что Пьер Жиль – пара художников.
Кобаладзе: А, вот, пришел посетитель и сказал «Вы знаете, Свиблова выставляет фотографии, которые являются пропагандой секса».
Свиблова: Они – не пропаганда. Я могу сказать, почему.
Кобаладзе: А, вот, а я решил, что пропаганда.
Свиблова: Ну, если вы так решили, я ничего не могу сказать.
Платонов: Сказать можно, что угодно.
Светлана: Во. А кто будет разбираться, это пропаганда или нет?
Свиблова: Я могу сказать, что ни Московская Городская Дума, ни вообще московское правительство и даже департамент по культуре не задавали никаких вопросов.
Кобаладзе: Потому что не было законов. А сейчас есть закон.
Светлана: Вот сейчас будет закон, и придут какие-нибудь люди.
Свиблова: Там же не секс показан, там показаны ситуации между людьми.
Кобаладзе: Да меня не надо уговаривать, я согласен. Но кто-то приходит и говорит «Вы знаете, я пришел с ребенком, а там голая тетка».
Светлана: Или еще хуже, дядьки в любви.
Свиблова: Кстати, это вопрос важный. У нас, насколько я знаю (я довольно тоже хорошо закон изучаю, потому что когда ты ставишь что-то, должен понимать), вот, есть закон о порнографии. Там совершенно четко написано «Очень трудно сделать экспертизу, но можно». Все-таки, в этом законе написано, чем отличается порнография от показа определенных эротических или каких-то других сцен. То есть там, все-таки, прописано, к чему побуждает. Это очень зыбкая грань – не везде ее можно прямо провести. Но, все-таки, этот закон есть и я считаю, что это правильный закон. Потому что порнография должна оставаться в той нише, где есть порнография, она не должна идти ни на детей, ни на людей. Но это трудно.
Кобаладзе: Когда мне было 10 лет, я не слышал слова ни «порнография», ни «эротика», но фотографии меня возбуждали.
Светлана: Скажите, а кто будет разбираться?
Платонов: Наше общество развивается. Помните первый советский фильм, где была показана филейная часть мужчины? Это «Полосатый рейс», Леонова показали со спины бегущего. Сейчас уже мы находимся на таком уровне, когда вас любезно предупреждают: «Столько-то...»
Кобаладзе: Тогда кого-нибудь это возмутило?
Платонов: Там, мне кажется, было обсуждение очень горячее, показывать или не показывать.
Свиблова: Нет, но подождите...
Платонов: А сколько вырезалось всего из фильмов, перед тем как их показывать. Но сейчас-то этого нет.
Кобаладзе: Тезис ваш понятен – мы растем.
Платонов: Сейчас вас предупреждают, в этом фильме, вот, 3-4 звездочки с ребенком не ходите. Могут пойти, а могут и не пойти. Это опять решают, но уже общество такое, что вас предупреждают. Точно так же и здесь может быть объявление: «На третьем этаже обнаженные фотографии. Если вам это неприятно, придите сюда без детей». Вот и все. Растет культура общества.
Свиблова: Не, ну обнаженность нельзя отменить. Дети по дому ходят, и папа с мамой иногда ходят без штанов.
Платонов: А в музее что стоит еще. Ведь, там тоже обнаженные.
Светлана: Да, там тоже.
Кобаладзе: Давид, например.
Свиблова: А некоторые люди вообще живут в Африке, и там даже нету набедренной повязки. И заметьте, все сношаются нормально.
Платонов: Никто к этому не призывает.
Кобаладзе: Меня интересует практика применения этого закона.
Платонов: Практика применения обычная – пришел гражданин и написал заявление «Прошу привлечь к ответственности Свиблову за то, что она занимается пропагандой, то-то, то-то».
Светлана: И тогда прокуратура приходит и оценивает?
Платонов: Секундочку-секундочку.
Свиблова: Два года кошмара, непонятно какие эксперты...
Платонов: Или сразу же вынесут постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по этим статьям.
Свиблова: Это кто будет решать, умный прокурор или неумный?
Светлана: Да. Кто?
Платонов: Вы знаете, у нас законы должны быть умные или неумные. А прокуроры и система суда такая построена, что всегда ошибочное решение отменят и вынесут то решение...
Светлана: Ой-ой-ой, это вы как прокурорский бывший говорите.
Платонов: Секундочку.
Светлана: То-то у нас прямо все неправильные решения отменяются.
Платонов: Даже работая в прокуратуре, я защищал граждан. Я не идеализирую ничего, но просто осуждать, не разбираясь, не понимая судебной системы, вводить другую давайте сегодня не будем.
Светлана: Владимир Михайлович, но, ведь, это же, действительно, зыбкая почва. Тут, действительно, очень трудно одно от другого отличить. Кому-то так кажется, кому-то так.
Платонов: Вы не работали следователем, и вы не знаете, что такое... Невозможно высосать из пальца обвинение, если этого нет. А если ты это высосал, ты уже становишься преступником и ты за это ответишь.
Свиблова: Подождите, можно я задам вопрос?
Платонов: Задайте.
Свиблова: Вот, все-таки, у нас, например, куратор Ерофеев и куратор Самодуров получили судимости.
Светлана: Вот именно.
Свиблова: Пусть они не попали в тюрьму.
Кобаладзе: За целующихся милиционеров.
Платонов: В каком году?
Свиблова: Как? Два года назад, я извиняюсь.
Платонов: Что они сделали?
Свиблова: Они 3 года кошмара прошли за выставку, а потом получили судимость.
Кобаладзе: Ну, вот, в Сахаровском музее, да?
Светлана: Сахаровский музей.
Свиблова: Я не большой фанат этой выставки. Но я понимаю одну вещь, что если ты хочешь, ты пойдешь ее смотреть в музей, если не хочешь, не пойдешь. Но проблема еще заключается в том, можно ли судить искусство. Искусство – это вообще символический объект, понимаете? В нем каждый видит только свое зеркало. Я смотрю на Аполлона или на Венеру, Венера мне может показаться не очень приятной, в общем, такой, полноватой женщиной, и я никакого интереса не вижу. А Мона Лиза – это вообще просто, да? Там не поймешь, то ли мужчина, то ли женщина. И усы не случайно ей пририсовал Дали. И, понимаете, как можно судить искусство? Но 2 человека посудили судимость на всю жизнь! Они получили судимость!
Платонов: Судят не искусство, а судят людей.
Свиблова: Да, вот я хочу понять, как искусство....
Платонов: Секундочку. Я не в курсе материалов уголовного дела...
Свиблова: Как вы не в курсе? Об этом все говорили 3 года.
Платонов: ...Если хотите, можно их запросить. Ну, все говорили. У нас все говорят и не знают деталей.
Светлана: Чего-то вы не в курсе самых каких-то важных и громких дел. Все не знаете.
Платонов: Я не знаю материалы дела, и поэтому я не могу о них судить.
Кобаладзе: Что вы налетели на нашего гостя вообще? Владимир Михайлович, я вас не дам в обиду.
Платонов: Осуждали людей за их конкретные действия, а не искусство судили. И осуждают тогда, когда люди, прикрываясь искусством, занимаются пропагандой того, что запрещено, или просто делают то, что запрещено, под видом искусства.
Светлана: Ну да.
Платонов: Вот и все.
Кобаладзе: Не, ну их обвинили за что? За картину там «Целующиеся милиционеры», по-моему? Это тогда было?
Свиблова: Нет-нет-нет. Они поставили запретное искусство, то, на что когда-то налагалась цензура.
Платонов: Знаете, я обожаю вот эти споры. Никто толком не знает...
Свиблова: Я знаю.
Платонов: Вы были на суде? Вам знакомы материалы?
Свиблова: Мне знакомы материалы.
Платонов: Вы просто высказываете свои ощущения.
Свиблова: Мне знакомы материалы.
Платонов: От того, что вы прочитали и услышали.
Свиблова: Нет, Владимир Михайлович, мне знакомы материалы. И мое отношение концептуальное и эстетическое к этой выставке – это, как бы, мое отношение. Но меня волнует вообще вопрос.
Платонов: Правоохранительные органы разделили с вами отношение к этой выставке.
Свиблова: Нет, я могу сказать, что это, все-таки, выставка искусства, а осудили их, они получили судимость. Понимаете? Это невозможно. И если закон прописан так, что его можно применить и так, и так, давайте...
Светлана: В зависимости от того, как правильно прокурор решит, да.
Свиблова: Я за то, чтобы были законы. За то, чтобы были законы, которые оберегают детей, безусловно. Я за то, чтобы был закон против педофилии, я за то, чтобы дети нормально учились сами определять свою сексуальную ориентацию. Главное, чтобы они учились любить, а не заниматься сексом. Я против пропаганды секса как секса, на который надо ходить как на работу, заниматься им 2 или 3 раза в день, это полезно или не полезно. Это часть любви и чего-то большего.
Но я хочу понять одну вещь. Если закон дает возможность натянуть их как кафтан, и, благодаря этому, мы можем понести... Понимаете, кроме детей надо защищать еще невинных граждан. Если закон можно надеть на человека, который невиновен, вот это страшно. Потому что, безусловно, мы должны заботиться о детях, безусловно. И, безусловно, надо думать об этом. Но если закон...
Платонов: Если у вас есть информация о невинно осужденных, обращайтесь – я помогаю людям, когда их невинно осудили.
Светлана: Секундочку-секундочку. Давайте сдвинемся.
Свиблова: Чтобы это нанесло ущерб невиновным, это тоже страшно. Они не менее ценны, чем дети, понимаете?
Платонов: Можно любое действие прикрыть тем, что это произведение искусства или что это культурный жест какой-то. Можно чем угодно. Но, вот, закон для этого существует, и следственные органы, и суд существуют для того, чтобы определить: или прикрываются этим, или это, действительно, искусство.
Кобаладзе: Владимир Михайлович, но, к сожалению, у нас как раз будут перегибы вот в ту сторону, так? Так мы устроены, общество у нас такое.
Платонов: Давайте не будем зря клеветать на общество.
Светлана: Давайте конкретику, можно конкретику? А то огромное количество вопросов.
Платонов: Давайте попробуем.
Светлана: Смотрите, вот пишут нам на сайте: «Курсы в средней школе по половому воспитанию, которые были в России в 90-е, привели к снижению числа абортов у подростков, но вызвали протесты у части общества, в частности, у РПЦ, которые обвиняли их в пропаганде секса и аморального поведения, и это было, как бы, запрещено и снято. Как вы думаете, необходимо ли возродить эти курсы?» А в других вопросах есть: «Не будет ли это тоже пропагандой того, чего не нужно нашим подросткам?»
Платонов: Ну, я не уверен, что это было из-за вмешательства РПЦ. Может быть, там были, как говорится, перегибы на местах или еще что-то такое. Но я считаю, что разъяснение и уроки, соответствующие возрасту детей, это обязательно должно быть, сомнений никаких нет. И сейчас в школах же есть урок специальный.
Светлана: То есть это не будет расцениваться как пропаганда сексуальных отношений среди несовершеннолетних? Ровно попадает.
Платонов: Вы знаете, если вдруг учитель... У меня было уголовное дело, когда, преподавая гигиену человека, человек занимался развратными действиями, молодежь втягивал. Вот, у меня было такое уголовное дело. И невзирая на то, что это было на уроках, его привлекли к уголовной ответственности за развратные действия по статье 120-й. Но, ведь, миллионы учителей выполняют свой учительский долг совершенно по-другому. Вот для этого и существуют правоохранительные органы, чтобы разобраться, что это было, это были уроки или это было склонение.
Кобаладзе: Нет, я-то опасаюсь того, что даже невинного, честного учителя... Какой-то родитель придет и скажет: «Ребята, он такое рассказывает!»
Платонов: Секундочку-секундочку. Кроме того, что сказал, необходимо доказательство. А если это было в классе, то там будут допрошены все. И будет обязательно перспектива проведена, как это повлияло, эта информация повлияла. Поэтому сказать, что пришел возмущенный родитель и учителя посадили на 5 лет, ну, это смешно.
Свиблова: Я, наоборот, могу сказать. Потому что, с одной стороны, да. С другой стороны, дети, особенно массовая психология (а я это знаю как психолог), это очень легко поддается манипулированию. И они очень четко понимают, на какую сторону встать. И они в этот момент сознательно, а очень часто бессознательно могут дать показания в том, что им показалось, а не в том, что было. И как раз вот этот опрос массы и особенно, когда мы имеем дело с детьми, это очень опасная вещь. Во-первых, дети – манипуляторы, это не надо забывать, это мы знаем все.
Светлана: Во-вторых, они подвержены общим настроениям.
Свиблова: Во-вторых, они подвержены общим настроениям, на них очень легко влиять.
Платонов: Можно я вас порадую?
Свиблова: Мне кажется, что надо, все-таки, сделать такую рамку, чтобы нельзя было невиновных засудить.
Платонов: Оль, можно я вас порадую? Дело в том, что об этом знают и государственные органы, и правоохранительные органы. И любая беседа или допрос несовершеннолетнего или в присутствии родителей, или в присутствии психолога. И у нас вот говорят «Нам нужна ювенальная юстиция». Есть она у нас давно. У нас давно в судах существует специализация, когда один судья занимается именно рассмотрением дел, связанных с несовершеннолетними. И у него есть опыт, у него есть навыки, у него есть эксперты. Вот просто так огульно взять и несовершеннолетнего привлечь или использовать его показания для обвинения – это нет.
Светлана: У нас только что одного отца посадили на много лет по таким, очень смутным показателям.
Платонов: А в соседнем районе жених украл члена партии. Ну чего, мы это будем обсуждать? Каждый конкретный случай надо рассматривать, что почему произошло.
Светлана: Олег Козырев, блогер написал в своем блоге сегодня: «Я не понимаю, какой такой эксперт будет отличать информацию воспитания от пропаганды. Ну, вот, например, учебник анатомии не попадет ли в список запрещенных? Или песня песен из Библии, или Симпсоны. У нас в России началось соревнование духовностей – кто тут самый нравственный, кто более жесткие законы в защиту детей или морали примет. Ниже всего человечество в морали свое падало в те века, когда за мораль было готово убивать».
Свиблова: Вот, мне кажется, это замечательно. Когда за мораль готовы убивать, вот это самое страшное. И это многократно случалось.
Светлана: Вот, вот. Ровно про это Олег и пишет.
Платонов: Вы знаете, вот то, что я перечислил, что это не какая-то кампанейщина, а это политика государства и порадовалась этой политике Ольга, узнав, что, наконец, у нас есть педофилия и наказание за это усиленное...
Светлана: Ну просто Ольга не знала, что сам термин отсутствует – вот, ровно в этом и открытие.
Свиблова: Нет, развращение несовершеннолетних – это не...
Платонов: Были совершенно другие. Это разные вещи.
Свиблова: Можно развратить несовершеннолетнего, а можно изнасиловать несовершеннолетнего. И если попадает это под закон, это замечательно, потому что развратить ребенка можно.
Платонов: Так вот та система, которая создается, это не в один день. Она гарантирует, что вот таких нарушений не будет.
Светлана: Ну да. Скажите мне, пожалуйста.
Платонов: Есть исключение в любом случае.
Кобаладзе: А что это вдруг сейчас такой всплеск, вот так мы заговорили?
Свиблова: Да, вот все за мораль, все. Кто моральней.
Платонов: Не надо, не надо насчет всех.
Кобаладзе: Церковь тут просто...
Платонов: Церковь всегда занималась моралью.
Кобаладзе: Ну, что-то так она занялась, что просто...
Платонов: Секундочку-секундочку. А то, что были случаи, были постоянные же конфликтные ситуации в Москве – вот там парады защищать. Мы считаем, что это пропаганда, и мы никогда не разрешали гей-парады в Москве. И дело в том, что, знаете, вот, к категории тех людей я спокойно отношусь. Я, действительно, считаю, что государство правильно сделало, что вывело их из-под уголовной ответственности. Но они никакие не особые. Они – члены общества и в этом обществе в законе не предусмотрены однополые браки. Вот этим они отличаются. И это незаконно. Поэтому это пропагандироваться никогда не будет.
Кобаладзе: А вдруг разрешат со временем как разрешили, там, в Скандинавии.
Платонов: Когда разрешат, тогда, вот, будем выходить. Когда разрешат. А сейчас это запрещено.
Свиблова: Мне кажется одна вещь. Мне кажется, что, действительно, правильно, да? Ну, кстати сказать, это, действительно, эволюция общества. Мы не знаем, куда она идет, и понятно, что...
Платонов: Нет, она идет только в однозначную сторону.
Свиблова: Я могу сказать, что, конечно, выбор своей сексуальной ориентации иногда определен биологически, а иногда может быть и социальным. И я встречалась с условием, когда люди для карьеры, например, ее меняли, да? Это довольно часто бывает.
Платонов: Видите, как нехорошо?
Свиблова: То есть это реальность и сложная реальность. Но когда человеку дали половину прав, то есть дали ему право быть ненаказуемым, я тоже против. Я вообще против сексуальных парадов. И сексуальных парадов однополых, и сексуальных парадов двуполых, потому что мне кажется, что сексуальная жизнь – это интимная жизнь. Это как раз не коллективное переживание, а интимное, и поэтому его манифестировать вместе странно.
Но, все-таки, вернуться к тому, если у одних людей есть все права, то есть заключать еще и брачный контракт, потому что брачный контракт – это... Семья – это не только по любви, это еще и определенные имущественные отношения, это еще и возможность говорить «Да, мы семья».
Вот, я не знаю, хорошо это или плохо. Это надо изучать опыт, потому что в некоторых странах сегодня такие браки возможны. Мне кажется, этот опыт надо внимательно изучать. Потому что когда люди наполовину легализированы, у них возникает попытка сделать эту манифестацию, отстаивать права. Потому что они не целиком обладают правами.
Платонов: Все зависит от готовности общества к этому. Вот, когда у нас 20 лет назад привлекали к ответственности, наше общество еще не готово. У нас есть традиции, традиции религии. У нас много вопросов. А вас не смущает, что в Европе не во всех странах это разрешено? Прибалтика не вводила, Польша не вводит. У них сильна религия, они не разрешают это.
Свиблова: Владимир Михайлович, я здесь тоже как раз говорю, что надо изучать, потому что это не только наше общество. Вспомним знаменитый фильм «Гора» - и американское общество не готово. Вообще общество готово, не готово, что с этим делать? Я только за то, чтобы охранительные законы и законы поощрительные очень сильно взвешивались. Я абсолютно не уверена, что опыт тех стран, которые разрешили эти браки, через какое-то время не даст нам обратного. Но надо, все-таки, посмотреть и смотреть внимательно на оба опыта, и понимать, куда двигаться дальше. Потому что люди, у которых нет каких-то прав, они социально опасны. Вот это я точно понимаю. И они должны, и будут биться за то, чтобы они получили все свои права. И в этом смысле, конечно, наверное, какие-то их действия можно будет назвать пропагандой. Поэтому надо взвесить.
Кобаладзе: Владимир Михайлович, здравая мысль, да? Вот, чем больше мы запрещаем вот эти парады, тем больше это вызывает протеста и желания.
Светлана: Вот примитивно пропаганду и понимают в законе.
Свиблова: Я еще раз говорю, интимная жизнь интимна. Я не понимаю, что это за парад такой, где ты манифестируешь свою сексуальную ориентацию. Это бред! Бред!
Платонов: Я с грустью иногда слышу на «Эхо Москвы» «Долой все ограничения». Вы к этому?..
Кобаладзе: Нет, боже упаси.
Платонов: Секундочку. Это звучит здесь!
Светлана: Не знаю.
Кобаладзе: Не из наших уст.
Светлана: Приведите конкретно, кто сказал.
Платонов: Да это постоянно.
Светлана: Вот это «постоянно» не годится. Конкретные примеры.
Платонов: Я вам сообщу. Я вам сообщу время, когда это вышло.
Светлана: Да, фамилии, явки.
Платонов: Так вот. Я – противник снимать все ограничения.
Платонов: Я тоже.
Кобаладзе: Мы тоже.
Платонов: Вот и все. Вот и ответ на вопрос. Невозможно сразу всем всё разрешить. Общество к этому не готово.
Кобаладзе: Нет, ну, «всем всё» - это общие права.
Платонов: У нас не будут сейчас мазать ворота дегтем, а разберутся по-другому.
Свиблова: Общество вообще к этому не готово. И я думаю, оно никогда к этому не было готово.
Платонов: Тогда и не будем торопиться. И, вот, законы направлены на то, чтобы не торопиться, а делать достойно. Но самое главное, все эти законы направлены на защиту несовершеннолетних. И мы выяснили...
Свиблова: А совершеннолетних как?
Платонов: Совершеннолетние пусть продолжают заниматься, чем они хотят.
Светлана: Владимир Михайлович, подождите, дайте еще хочу успеть просить. Вот, недавно такой, вполне курьезный, на мой взгляд, случай, когда РПЦ решило, что надо перепечатывать сказку о попе и работнике его Балде без попа, а там купцом заменить, то бишь немножко отредактировать, потому что это унизительно.
Платонов: То есть улучшить Пушкина?
Светлана: Улучшить Пушкина. Ссылаются там на каких-то других поэтов, которые, размышляя о сюжете этого произведения, имели в виду там купца. Так вот, что касается книг. Их огромное количество, далеко не все там высокого качества и сейчас на прилавки попадает самая разная литература. Кстати, знаю, как некоторые там директора книжных просто сами уже на свой страх и риск от чего-то отказываются, да? Но как ваши вот эти законодательные инициативы будут касаться вот этой части, например, печатной продукции? Опять попа и Балду не получим?
Платонов: Если выяснится, что Пушкина улучшили в 1917 году, то, конечно, нужно возвращать. А если первоисточник – Пушкин, ну, Пушкина сложно улучшать. Наверное, в этом я не вижу никакой необходимости.
Кобаладзе: Ну почему же? Бывали собрания сочинений Пушкина, где купировали его некоторые творения.
Платонов: Но мы же говорим, что это наше прошлое. Давайте не будем тянуть настоящее.
Свиблова: Нет, подождите-подождите. Решение о Балде – это совсем недавнее решение, это не далекое прошлое, это прямо недавно было. Поэтому, понимаете, а это институт, который отвечает за нашу нравственность и мораль.
Платонов: Нет, когда поменяли? Что было у Александра Сергеевича написано? Поп или купец?
Светлана: Поп.
Платонов: Значит, это и остается.
Свиблова: Да? Но как же остается?
Кобаладзе: А вот «Царь Никита» публиковать полностью или нет?
Светлана: Да, а «Царь Никита»? А это не будет пропаганда?
Кобаладзе: А «Гаврилиада»? Как церковь еще не запретила?
Платонов: С ограничением в возрасте это возможно, кто захочет.
Светлана: А «Лолита»?
Платонов: Ну, вы понимаете, в чем дело? Я, действительно, похож на злодея, который пишет список литературы и книг, которые нужно уничтожить?
Светлана: Я не про уничтожение.
Платонов: А про что?
Светлана: Я про то, что это пропаганда или нет?
Свиблова: Да. Вопрос. Кстати, Лолиту соблазнил не Гумберт, а одноклассник.
Светлана: Во! Подростковая история.
Платонов: Ну, еще надо вспомнить «Ромео и Джульетта» - они тоже были достаточно молодые.
Свиблова: У нас царь женился на несовершеннолетней. Вообще закон был другой.
Платонов: Я считаю, что эти вопросы должна решать, все-таки, семья, когда какую книгу ребенку дать. И вы заметьте, что сейчас во многих семьях с детьми на эти темы начинают разговаривать очень рано. Но одно дело...
Светлана: Нет. А если кто-то подсунул...
Платонов: Выслушайте меня.
Светлана: ...кто-то предложил книжку вот эту вот ребенку, это не будет считаться пропагандой?
Платонов: Эти законы не для защиты от семьи и от культуры. То, что вы называете, это произведения культуры, известные. И эти законы не для защиты от культуры...
Свиблова: У нас сегодня идет ревизия культуры.
Платонов: ...а защита совершенно от другого, от злого, от того, что искусственно будет направлено на детей, чтобы им навредить, их психике.
Светлана: Послушайте, но если какому-то ребенку дать «Гаврилиаду», он тоже может с ума сойти.
Платонов: Не надо давать ребенку «Гаврилиаду». В фильмах же стоят звездочки – не ходите с детьми на эти фильмы. Точно так же и «Гаврилиада» - не давайте.
Светлана: Хорошо, а если взрослый дал эту книжку или, там, еще кого-нибудь из писателей с такого рода содержанием? Это будет считаться развратными действиями?
Платонов: Если это дал родитель своему сыну, посочувствуем ему. А если это дал взрослый посторонний для того, чтобы так повлиять на ребенка и потом склонить к каким-то действиям, то это уже уголовно наказуемо будет.
Светлана: А вот как тут эту грань-то разобрать?
Платонов: А для этого и существуют у нас правоохранительные органы.
Светлана: Прокуратура, я поняла.
Платонов: Подождите. А скажите, вот не дай бог если с кем-то что-то произошло, куда вы пойдете?
Кобаладзе: К бандитам.
Светлана: (смеется)
Платонов: Это вы. А, вот, другие люди идут в правоохранительные органы.
Кобаладзе: Все социальные исследования показывают, что бандитам доверяют больше, чем милиции. Вот, как ни прискорбно.
Платонов: Есть, что обсудить, но если можно, не сегодня. Хорошо?
Кобаладзе: Не, не сегодня.
Свиблова: Не, но это, на самом деле, серьезная проблема.
Платонов: Есть своя страна, есть свой кодекс и свои сроки исполнения наказания злодеев.
Кобаладзе: Дело в том, что мы напуганы. Как пословица? Обжегся на молоке, дуешь на воду? Вот тот самый случай, что примут этот закон и получится так, что...
Платонов: Еще раз. Я вам даже никакой закон не принес, я вам перечислил те законы, которые есть – вы согласны с тем, что они направлены на защиту несовершеннолетних, и мы обсуждали в Думе эту тему, что мы должны сделать. У нас было огромное количество родителей, экспертов. Мы обратились к ним. Скажите, что...
Светлана: Но вы, кстати, одну вторую аудитории собрали – РПЦ и вот эти самые родители.
Кобаладзе: Но вы согласны, что это вызвало, в общем, подозрения у общества, да?
Платонов: Когда меня спросили, кого пускали или нет, я объяснил: Московская Городская Дума открыта для всех, и кто угодно мог прийти и выступить, и мы всем даем слово.
Кобаладзе: Нет, ну вот вы анализируете сейчас прессу, что отклик общественности, такое, настороженное, да? Как-то все вдруг напряглись.
Светлана: Нельзя же все списывать на то, что вас не так поняли.
Платонов: Вы знаете, я все внимательно отслеживаю. Мне очень жаль, что многие суждения людей поверхностны, которые не знают ни о законодательстве, ни о работе Городской Думы, ни о слушаниях, ни о том, что там происходит. Они не знают – они просто пишут.
Светлана: Ну, в общем, мы опять ничего не поняли.
Платонов: И таких публикаций много.
Кобаладзе: Но их это, значит, напрягает, этих пишущих.
Свиблова: Можно я вот скажу?
Платонов: В нашей работе, можно сказать, есть тоже недостатки. Не так всем всё разъяснили. Придите, спросите. Вы же пришли, спросили, я ж вам все рассказал, я ничего от вас не скрыл.
Светлана: Мы еще не знаем, что в сухом остатке будет. Мы не все поняли абсолютно.
Кобаладзе: Мы вас еще раз пригласим – не на все вопросы вы ответили.
Свиблова: Мне кажется, что правильно, что пригласили, правильно, что говорим. Но, во-первых, люди должны быть правограмотными. Ну, по крайней мере, я точно знаю, что после этого разговора я сейчас пойду и все, что сейчас Владимир Михайлович перечислил, я пойду и посмотрю. Это, кстати, правовая грамотность. И если я ее не имела до конца, ну, даже о педофилии не знала, я хочу быть грамотной. И поэтому разговор уже полезный. То, что мы боимся все и иногда боимся, вот, у страха глаза велики, так не от своей же радости боимся, а от того, что до этого были биты и поэтому уже теперь все, даже, может быть, нормальное действие – оно нам вмешает этот ужас. И здесь, конечно, диалог – он очень полезен. Потому что когда ты боишься любого ограничения, хотя и абсолютно на стороне того, что общество без ограничения жить не может.
Кобаладзе: Ольга, к сожалению, мы...
Светлана: Да, время у нас выходит, нам нужно завершать. Я только хочу сказать еще раз для тех, кого мы окончательно запутали. Потому что тут масса идет SMS-сообщений и вопросы пришли.
Платонов: Так они не слушают, а пишут смски.
Светлана: Значит, еще раз говорю, да, конечно, дело трудное вчитываться в законы и смотреть, в развитие чего или это инициативы, или что нового появилось. Но придется вчитываться, потому что, действительно, надо понять, что новенького, что страшно, что нет. Другое дело, что, действительно, очень зыбкая грань между, там не знаю, порнографией и эротикой, и очень зыбкая грань между пропагандой и всего лишь информированием. Это все очень тонкие вещи. Поэтому в этих самых подзаконных актах, видимо, должно как-то быть очень четко прописано то, что должно принести позитивный результат. Но будем продолжать этот разговор, потому что есть масса вопросов. Владимир Платонов, Ольга Свиблова были здесь с нами. Спасибо вам за внимание. Всего доброго, до встречи через неделю.
<<< на главную # <<< в круге света # карта сайта
# Светлана Сорокина: передачи, интервью, публикации. #