Светлана: Здравствуйте, здравствуйте. Это программа «В круге СВЕТА», и я сегодня в единственном числе в смысле ведущих, Юрий Георгиевич в отъезде. И я хочу вам сказать, вы будете удивлены, но сейчас мы будем говорить совсем не об отставке Лужкова. Я вам вот что хочу сказать. Вот за событием таким громким, как отставка Лужкова, и событиями, которые предшествовали этому, за громким обсуждением публичным вот этих поправок в закон о полиции-милиции мы как-то упустили из виду ничуть не менее значимые и опасные по своим последствиям поправки в закон «О Конституционном суде РФ», которые вот только что, на этой неделе, внес президент. Я предлагаю поговорить сегодня об этом, тем более, что у меня очень компетентный собеседник – это Тамара Георгиевна Морщакова. Здравствуйте, Тамар Георгиевна.
Морщакова: Добрый вечер.
Светлана: Заслуженный юрист Российской Федерации, судья Конституционного суда в отставке. Ну вот только что Дмитрий Медведев внес в Госдуму пакет поправок. И как я выхватила из того, что в прессе смогла увидеть, и то, что как-то обсуждается, наверное, то, что наиболее понятная статья – это впервые в истории Конституционного суда предельный возраст пребывания в судейском кресле не распространяется на его председателя. Все на это обратили внимание и сразу сделали вывод о том, что Зорькин, наверное, имеет право задержаться на этом посту, что, возможно, и сделает, и так далее, и так далее. Но это не самое важное. Продолжите, какие же поправки предлагает господин Медведев.
Морщакова: Вы знаете, на самом деле сначала нужно уточнить эту первую, о которой вы сказали.
Светлана: Уточните.
Морщакова: Я лично полагаю, что господин Зорькин здесь совершенно не при чем. Потому что, наверное, все, кто читает предложения об изменении этого закона, теперь поступившие в Госдуму, забыли, что с некоторых пор, совсем недавних, порядок появления человека на должности председателя КС был изменен.
Светлана: Это было в прошлом году, когда…
Морщакова: Да.
Светлана: Мы вот сейчас сидели с Тамарой Георгиевной и вспоминали, что как раз в прошлом году мы ходили на встречу с президентом как члены Совета по развитию институтов гражданского общества. И как раз Тамара Георгиевна очень ярко говорила на тему судебной реформы. И Дмитрий Анатольевич, на мой взгляд, очень внимательно слушал Тамару Георгиевну. Эта, видимо, была тема ему интересна, потому что он юрист. И буквально через несколько дней случилось то, что случилось – исчезла выборность руководства Конституционного суда. Извините, что перебила, Тамара Георгиевна.
Морщакова: Да, это как раз очень вовремя. На самом деле трехлетний срок, на который последний раз был избран судьями, самими судьями, председатель КС Валерий Дмитриевич Зорькин, он подходит к концу. И следовательно, уже за истечением этого срока должен быть заново поставлен вопрос о приемнике председателя КС, то есть о кандидате. Конечно, таким кандидатом может быть любой судья КС, в том числе и господин Зорькин. Но вопрос об этом будет решаться теперь не судьями, а по представлению президента этот вопрос будет решаться Советом Федерации. И у меня лично нет никаких гарантий, даже особенно надежд больших нет на то, что глава государства представит Совету Федерации господина Зорькина для того, чтобы он мог занять этот пост на срок более долгий, чем до исполнения ему 70 лет.
Светлана: То есть это какого-то другого, скорее всего, кандидата готовят вскоре?
Морщакова: Скорее всего. Так же, как и сама процедура, измененная процедура появления председателя в Конституционном суде. Новая вот эта, введенная в прошлом году. Так же, как и то, что в Конституционном суде есть только теперь два зама, нет судьи-секретаря, а полномочия замов определяются исключительно председателем Суда, и в законе они не прописаны. Так же, как и многое другое теперь приобретает совершенно иной смысл. И в этом законопроекте, вы правильно сказали, что это только одно и, может быть, не самое главное изменение. Есть еще и много других.
Светлана: Вот давайте я попробую сейчас по порядочку пойти о том, что я ухватила из того, что опубликовано. А далее договорим, может быть, о том, на что я не обратила внимание. Я обратила внимание на то, что теперь нельзя отстранять председателя, то есть импичмент внутри Конституционного суда председателю объявлен быть не может. И можно только сделать представление, которое опять же будет рассматриваться в Совете Федерации. Я правильно поняла это, да?
Морщакова: Да, это абсолютно так. Потому что, действительно, всегда судьи, если более чем пять человек соглашались с тем, что это необходимо, могли быть инициаторами отстранения должностных лиц суда, не только председателя, но и его зама, от должности по вполне определенным в законе основаниям, если они нарушали возложенные на них законом обязанности или злоупотребляли своим положением. А теперь создается такая ситуация, что судьи сами ведь не выбирают этих должностных лиц, их им предлагают Совет Федерации, президент. И поэтому теперь Совет Федерации только может это сделать. Но основания, по которым он может это сделать, во всяком случае в том выражении, которое это пока имеет место на бумаге и в информационном поле, они не такие, не прежние. Это не злоупотребление положением, и это не нарушение закона. Это совсем другое. Это то, что годилось бы для какого-нибудь собрания общественности. Это возможно в том случае, если, во-первых, они не исполняют свои обязанности или плохо с ними справляются. Значит, Совет Федерации становится органом, который оценивает, а как именно эти должностные лица – руководители судейского корпуса в Конституционном суде справляются со своими обязанностями.
Светлана: Забавно.
Морщакова: И что это за оценочная категория? Они плохо справляются. По каким показателям будут члены Совета Федерации судить об этом? Более того, получается, что Совет Федерации наделяется вроде бы судейскими функциями, чего быть по конституции не может. Потому что вопрос…
Светлана: А где оспаривать теперь?
Морщакова: Да. …вопрос о том, совершено ли какое-то нарушение, а без нарушения принцип несменяемости судьи исключает возможность удаления судьи с должности… Значит, вот устанавливающим эти нарушения органом, что обычно суды делают, становится Совет Федерации.
Светлана: Совет Федерации. Там не прописана какая-нибудь норма по утрате доверия Совета Федерации, нет?
Морщакова: Ну, на самом деле это очень похоже. Потому что если Совет Федерации говорит «нет, он не исполняет хорошо свои обязанности»…
Светлана: То может даже не расшифровывать, видимо, как это сейчас происходит.
Морщакова: Да, да, да. Ну, это значит, что Совет Федерации не может же выражать доверие человеку, который плохо справляется со своими обязанностями.
Светлана: Отстранение самих судей за ненадлежащее – или как там? – поведение… вот там тоже как-то Совет Федерации вмешивается.
Морщакова: Это компетенция на самом деле пленума Конституционного суда. До сих пор это было так. И там есть некоторые новые основания, по которым лишение судьи КС должности, согласно вот этим поправкам, теперь вносимым, действительно перейдет из компетентности пленума КС тоже в Совет Федерации.
Светлана: Вот я пытаюсь себе представить. Вот как собирается Совет Федерации, где сидят заслуженные, например, бывшие руководители регионов, разные люди, которые собираются большим своим составом и пытаются определить, надлежащим или ненадлежащим образом исполняет свои обязанности судья КС. Как это?
Морщакова: Вы знаете, согласно этим поправкам дело обстоит еще хуже.
Светлана: А как?
Морщакова: Потому что раньше Совет Федерации по представлению Конституционного суда, принятому большинством голосов судей, не менее, чем две трети, должен был быть вроде бы инстанцией, которая могла согласиться с тем, что судья удаляется с должности, потому что он совершает такой проступок или допускает такое поведение, которое бесчестит положение судьи Конституционного суда, недолжный проступок. Ну, там все-таки оценка каких-то моральных вещей тогда должна происходить. Теперь же возможность такой оценки приобретает Совет Федерации в отношении таких оснований для удаления судьи с должности, которые законом объявлены как обязательные. Ну, например, судья не может заниматься предпринимательской деятельностью. Или он не может участвовать в политической какой-то деятельности. Он не может быть актером на политической сцене, он должен от этого удаляться. Если он это делает, то или другое, он совершает то, что называется в законе у юристов исполнением несовместимых функций, несовместимых с судейскими. И в таких случаях закон требует без всяких других оценок при установлении таких фактов – ну, предпринимательства или замешанности в политику – удаления судьи. Закон требует этого как единственного последствия. А теперь Совет Федерации будет по этому поводу проводить голосование. Значит, члены Совета Федерации, или они будут единогласно голосовать за удаление, но тогда кто-то должен им, наверное, скомандовать, или при проведении голосования голоса как-то членов Совета Федерации могут разбиться. И тогда те, кто при наличии таких оснований не захочет судью с должности удалять, он проголосует против закона.
Светлана: Может, он будет заниматься, судья, правильной политической деятельностью, и тогда Совет Федерации может разрешить такую…
Морщакова: Ну да, тогда почему ему не разрешить? Но тогда представим себе эту систему: кому-то эта индульгенция будет выдана, а кому-то нет. На самом деле это просто произвол.
Светлана: На самом деле это ужасно, на подступах уже ужасно, потому что это Конституционный суд, какая-то последняя надежа и опора, последнее ощущение какой-то инстанции, где можно все-таки воззвать к основному закону.
Морщакова: Да, где на самом деле право должно было господствовать.
Светлана: Вот было ощущение какого-то все-таки острого, где эту истину можно было поискать. Мне очень не нравится то, что вносится как поправки, но мы еще не добрались даже до середины этого перечня. Значит, вот вычитала я, что будет некая в связи с этими поправками ликвидация двухпалатной системы судопроизводства.
Морщакова: Да, это чудовищная вещь.
Светлана: Что это? Разъясните, пожалуйста, Тамара Георгиевна.
Морщакова: Вы знаете, на самом деле Конституционный суд России здесь вовсе не был изобретателен. Все конституционные суды практически в большинстве стран мира свой судейский корпус обычно делят на такие составные части, которые позволяют, во-первых, в некоторых судах осуществить специализацию… Очень ярко это в Конституционном суде Германии сделано – первый сенат, второй сенат, они рассматривают разные категории дел. Во-вторых, позволяет увеличить пропускную способность туда. Ведь в Конституционном суде России это было сделано, исходя из предыдущего опыта деятельности Конституционного суда, по первому закону о нем. И тогда работал действительно единый корпус, но и народу было чуть-чуть поменьше, реально действовало всего 13 судей. И теперь, когда пришли к выводу, что три судейских корпуса могут едва справляться с той нагрузкой, которая падает на плечи КС, вдруг решили все это объединить. Причем меня удивляет позиция официальных должностных лиц, например, представляющих законодательную власть. Господин Плегин сказал, что это, во-первых, соответствует конституционным задачам, а потом это, оказывается, будет устранять разноречия, которые, упаси бог, могли бы появиться в решении Конституционного суда по одним и тем же вопросам. Это заявление не специалиста, потому что одни и те же вопросы или одни и те же ходатайства разные палаты суда и пленум не рассматривали. Каждый раз это было другое дело. И более того, именно в Конституционном суде, в отличие от всех других судов, применялась эта норма. Она есть в законе. И согласно этой норме, любая возможность отклонения суда в последующем решении от ранее сформулированной им позиции требовала передачи вопроса на рассмотрение пленума. Значит, при чем здесь разночтения?
Светлана: Я только хочу пояснить для тех, кто, может быть, не очень хорошо знает устройство Конституционного суда и его работу, то, о чем мы сейчас вот говорили. Действительно, есть определенное количество судей КС. Сколько их, Тамара Георгиевна, сейчас?
Морщакова: Их 19.
Светлана: 19 судей, да. И вот эта двухпалатность, она подразумевала, что судьи как бы делились на две части и рассматривали дела в два раза больше, чем если бы это…
Морщакова: В три раза. Потому что пленум был отдельной инстанцией.
Светлана: Еще пленум. То есть весь поток обращений вот этих вот, которые поступают в Конституционный суд, поверьте, это очень большое число обращений, 19 судей всего должны рассматривать. Поэтому они, разумеется, разбивали эту работу и действовали вот так. Теперь по этим поправкам они снова должны единым составом собираться для того, чтобы каждую жалобу пропустить. Представляете, как это затягивает процесс? Сложная история.
Морщакова: Да, это очень сложная история. Кроме того, здесь возникает еще один вопрос. В палатах судьи КС все председательствовали по очереди, в пленуме всегда председательствовал председатель КС. Значит, эта норма о том, что председательствование по очереди, обычно идет алфавитный порядок назначения следующего председателя в судебном заседании палаты… Не председателя палаты, а председательствующего судебного заседания. И это настолько было важно для этого процесса конституционного судебного контроля…
Светлана: Конечно.
Морщакова: Потому что не было заданности всего процесса позиции одного лица.
Светлана: Тамара Георгиевна, вот тут замечательный вопрос прислал нам Дмитрий: «Может ли Конституционный суд признать эти поправки неконституционными?».
Морщакова: Вы знаете, на самом деле вопрос о том, может ли Конституционный суд проверять свой собственный закон, он обсуждался судьями КС и научной общественностью давно.
Светлана: Так?..
Морщакова: И вопреки мнению о том, что никто не может быть судьей в своем деле, все-таки юристы, включая тех, которые работают в области конституционного права, считают, что такая проверка возможна. И объяснение этому очень простое. Во-первых, Конституционный суд не лишен права проверять любой закон. Это во-первых. Во-вторых, нет никакой другой инстанции, которая могла бы проверить закон о КС, кроме него самого.
Светлана: А решатся?
Морщакова: А решатся ли они на эту проверку, зависит от нескольких факторов.
Светлана: Вот если бы вы, Тамара Георгиевна, до сих пор были в Конституционном суде, то я уверена, что вы бы поставили этот вопрос, инициировали.
Морщакова: Вы знаете, я на самом деле всегда настаивала на возможности проверки собственного закона Конституционным судом.
Светлана: Конечно.
Морщакова: Но здесь же есть один внешний фактор, от которого зависит реальность такой проверки. Кто-то должен обратиться с жалобой на этот закон.
Светлана: Ну так это же можно организовать, это может сделать любой гражданин.
Морщакова: Нет, это невозможно.
Светлана: Нет?
Морщакова: Нет, любой гражданин не может, потому что любой гражданин не является таким субъектом, к которому применяются нормы закона.
Светлана: А вы как судья в отставке?
Морщакова: Любой гражданин, я вам скажу… И я тоже нет.
Светлана: Не можете?
Морщакова: Любой гражданин может обжаловать только одну норму закона. Понимаете? Это та норма как раз, которая выделяет статус ну вот этого нового закона, в новой редакции грядущей… Это как раз та норма, которая выделяет статус председатель суда. Потому что когда председатель суда безссрочен, безвозрастен и выводится в этом смысле на уровень совершенно другой, не такой, какой имеют по своему статусу все другие судьи, то этим нарушается требование, оно записано в законе, и оно вытекает из независимого положения судей, равенства судей. Значит, суд может принимать независимое решение только тогда, когда никто в нем, один, или два, или три человека, не может давить на всех остальных всей, так сказать, мощью своей возрастной линейки, которую он может пройти в статусе председателя КС. И если он может такие полномочия иметь бессрочно, то, очевидно, он получил какое-то очень высокое одобрение, сверху, со стороны тех, кто назначал этого председателя. И естественно, он уже оказывается в неравном положении. На это гражданин может пожаловаться, по моим представлениям, если его дело будет рассматриваться в Конституционном суде, и он скажет, что вот этот закон, нарушающий равенство статуса сущей в КС, угрожает ему…
Светлана: Угрожает именно ему в рассмотрении его дела?
Морщакова: Ему в рассмотрении его дела.
Светлана: А вот на сами поправки, как Дмитрий вопрос поставил, на сами поправки кто может инициировать этот запрос?
Морщакова: На поправки никто не может инициировать, потому что Конституционный суд не осуществляет предварительного контроля в отношении законов, а только последующие.
Светлана: Только если вы и ваш адвокат увяжут историю с поправками с вашим собственным делом, которое рассматривается, только тогда это возможно?
Морщакова: Да, только тогда это возможно.
Светлана: Граждане, будьте бдительны. Так, следующее что… А, я еще хотела маленькое отступление. Во-первых, пожалуйста, присылайте свои СМС-сообщения на наш СМС-портал +7(985)9704545. Пожалуйста, пишите. А второе, что хотела сказать: я только что была в выходные в Петербурге, как раз выходила Сенатскую площадь, соответственно, посмотрела на здание красивое, отреставрированное, где сейчас располагается Конституционный суд. И хотела спросить, есть какие-то сведения от ваших коллег, как им там, в Петербурге-то?
Морщакова: Ну, вы знаете, если даже я и имею такие сведения, я бы не стала их… это все-таки личные позиции судей.
Светлана: Ну, самые общие какие-то.
Морщакова: Но если можно, то я поделилась бы своими впечатлениями на этот счет.
Светлана: Да, конечно.
Морщакова: Потому что свои впечатления, я не считаю, что я обязана от кого-либо скрывать.
Светлана: Конечно, конечно. Мне интересно.
Морщакова: Ну я вам могу сказать, прекрасное здание Сената и Синода.
Светлана: И место замечательное, и красиво.
Морщакова: И место исключительное, другого такого места ни для одного Конституционного суда в мире мы не найдем.
Светлана: Конечно. И Медный всадник перед глазами, и свадьбы без конца ездят там. Жизнеутверждающе.
Морщакова: Это просто блеск. Но прекрасное это здание было не обязательно украшать надписью «Конституционный суд Российской Федерации». Это первое вступительное замечание.
Светлана: То есть могли использовать в своих собственных городских мирных целях.
Морщакова: Да. А по сути, я вам скажу, у меня ощущение, что Конституционный суд стал придатком этих прекрасных зданий. Он как хранитель музея. Я была, конечно, внутри, и я знаю, что это такое. Там великолепные помещения, там даже есть собственный храм, который, как я считаю, действует не по правилам нормальной православной церкви. Потому что вход туда должен быть, в такую церковь, всегда свободным.
Светлана: Ну это домовая церковь, можно сказать.
Морщакова: А туда можно проникнуть только при получении особого разрешения, по спискам, пропускам и так далее. Но даже не в этом дело. Я бы даже отметила, что имеющиеся там помещения излишни для Конституционного суда. В некоторых из них силою грандиозности не может заседать, ну, палата, состоящая из 10 человек или 9.
Светлана: И даже 19.
Морщакова: И даже 19 там будет, в общем-то, достаточно просторно. Но на самом деле остается ощущение, что вот музей, и вот его ответственное хранение, возложенное на судей Конституционного суда. Мне это не представляется продуктивным, с точки зрения функций Конституционного суда.
Светлана: И с точки зрения возможного настроения. Потому что я себе представила именно это настроение в музее – оно какое-то совсем другое.
Морщакова: И настроение, и настроение.
Светлана: Да. Вот мне просто стало интересно, потому что я действительно только что видела это здание, и примерно сходное ощущение у меня возникло. Мне интересно было то, что вы по этому поводу скажете. Я сейчас, наверное, не буду продолжать наш разговор, а мы прервемся на новости середины часа. Напомню только, что сегодня в программе «В круге СВЕТА» мы разговариваем с Тамарой Георгиевной Морщаковой о тех поправках в закон «О Конституционном суде РФ», которые только что на этой неделе внес президент Дмитрий Медведев, и эти поправки, можно не сомневаться, будут в ближайшее время…
Морщакова: Нет ни одного проекта, который не проходит в такой ситуации.
Светлана: Да, будут в ближайшее время приняты в Государственной думе. И это грустно, потому что есть огромное количество вопросов, которые возникают, в том числе, и у опытнейшего судьи, у Тамары Георгиевны. И мы продолжим наш разговор сразу после новостей середины часа. Оставайтесь с нами.
Новости Светлана: Итак, мы снова вас приветствуем. Это программа «В круге СВЕТА». Мы – это я, Светлана Сорокина, и Тамара Георгиевна Морщакова, заслуженный юрист Российской Федерации, судья Конституционного суда в отставке. Тамара Георгиевна объясняет, чем плохи поправки президентские, которые вносятся в закон «О Конституционном суде РФ». Давайте возьмем на себя труд разобраться, потому что это очень даже нас касается. Особенно когда пойдем жаловаться в Конституционный суд как в последнюю инстанцию. Итак, мы уже прошли немножечко по этому списку. Выяснили, что невозможно просто так самому Конституционному суду оспорить вот эти поправки в закон «О Конституционном суде РФ».
Морщакова: Это никогда суд сам не может, ему нужна инициатива со стороны.
Светлана: Инициатива граждан.
Морщакова: И это правильно. Или государственных органов.
Светлана: Ну поскольку на государственные органы в этом смысле расчет невелик, поэтому тогда предлагаем вам, еще раз обращаем на это внимание, что если вы обращаетесь в Конституционный суд, и в рамках вашего дела вы или ваши юристы можете усмотреть некое ущемление ваших прав этими поправками, такое может быть, то тогда вы можете и по поводу этих поправок обратиться с запросом. Значит, дальше идем. Вот вроде как эти поправки удовлетворяют давнюю просьбу судей Конституционного суда придать легитимность процедуре принятия в закрытом режиме решений, которые в Конституционном суде квалифицируются как определение с позитивным содержанием. Что это значит? Переводите.
Морщакова: Вы знаете, на самом деле это интересный вопрос, это вопрос процедур. Закон и сейчас в действующей редакции не отрицает значения определения Конституционного суда с позитивным содержанием. Что это такое? Это как раз немножко связано с тем, что Конституционный суд связан в своих решениях с предыдущей своей позицией. И это работает против подозрения, что, допустим, палаты принимали бы разные решения. Если Конституционный суд по определенному вопросу один раз высказал свое мнение, то тогда он не имеет права в силу закона о нем...
Светлана: Рассматривать по-другому.
Морщакова: …иначе решать этот вопрос. Но он часто получает тот же самый вопрос для разрешения, хотя этот вопрос может вытекать из другой нормы. У нас много норм с аналогичным содержанием в области разных правоотношений, в которые вступают наши граждане и государственные органы, наконец, различные субъекты Федерации. И практически, по существу, один и тот же вопрос, хотя он урегулирован в разных актах, может повторно попасть на рассмотрение Конституционного суда. Но нельзя отклониться от предыдущей позиции, если не воспользоваться действительно такой необходимостью через передачу дела на рассмотрение пленума. Но если Конституционный суд не считает, что он должен менять свою позицию, какой смысл будет в том, чтобы повторно выносить вопрос на публичные слушания и так же, как прежде, решать его? Именно такие решения… а если суд уже принимал уже один раз решение по такому вопросу, он не имеет права принять запрос или жалобу по аналогичному вопросу к своему рассмотрению вновь. Он не имеет этого права. Поэтому ясно, раз у него такого права нет, он должен решиться сказать, что он не может принять это к своему рассмотрению. Естественно, это происходит в заседаниях пленума, так называемых организационных, которые не являются открытыми судебными заседаниями. На самом деле эту процедуру можно покритиковать, но совсем с другой точки зрения, не с той, с которой раздается критика в адрес этой процедуры со стороны других судов. Прежде всего они недовольны ею. Чем вызвано неудовольствие? Верховный суд и Высший Арбитражный суд постоянно отказывались в течение многих лет выполнять те определения, которые выносил Конституционный суд, с указанием на то, что данное новое поступившее в КС дело должно быть рассмотрено, исходя из тех же принципов, которые ранее Конституционным судом были сформулированы по делу других заявителей.
Светлана: То есть ссылаясь на уже принятую форму?
Морщакова: Ссылаясь на уже принятое решение. «Нет», - говорил Верховный суд этим заявителям, которые…
Светлана: Рассматривайте заново, да?
Морщакова: Да. … которые шли после получения такого определения с позитивным, как вы сказали, содержанием в Верховный суд. Верховный суд говорил: «Нет, мы не будем, потому что постановление по этому делу, на которое ссылается Конституционный суд в своем позитивном определении, оно касалось не вас».
Светлана: Ага, понятно…
Морщакова: Значит, ситуация этим была вызвана. На самом деле эту процедуру можно было усовершенствовать и в том ее виде, в каком она есть. Во всех конституционных судах мира существует такое называемое письменное производство. Есть дела, которые не нужно выносить на публичное заседание. Там либо нет спора у сторон, такие дела бывают, либо действительно речь идет о таком же вопросе. И в этих случаях вполне достаточно, когда заявитель просит рассмотреть, сторона, к которой он предъявляет претензии, а именно тот орган, который принял акт или закон, возражает против позиции или соглашается с позицией заявителя, и решение принимается действительно в письменном производстве. Оцениваются письменные документы в этом смысле в письменном производстве.
Светлана: Я поняла, да. Еще много вопросов, хочу успеть. Значит, что касается рассмотрения сразу нескольких дел. Вот мы говорили о том, что вот эта двухпалатность ликвидируется и уменьшается пропускная способность как бы Конституционного суда. Но зато вроде как можно не рассматривать последовательно дела, а рассматривать сразу несколько дел. Это хорошо или плохо?
Морщакова: Так и тут нет новости. В действующем законе о КС предусмотрена возможность параллельного рассмотрения дел в трех судебных составах – в первой палате, во второй палате и в пленуме. То есть три дела уже могут рассматриваться одновременно. Сейчас же речь идет о том, что пленум будет, рассматривая дело, начав рассматривать одно дело, вправе…
Светлана: Одно, параллельно другое.
Морщакова: Не параллельно. Параллельно как он может? Он должен одно заседание закрыть, ведь правда? И начать второе на следующий день, не закончив первое заседание. Кстати, и сейчас суд имеет право, если он откладывает производство по делу, не явились лица, не обеспечено что-нибудь, начать другой процесс. Ничего нового здесь нет.
Светлана: Ну то есть, получается, эта норма просто не вредная, но она ничего нового не приносит?
Морщакова: Нет, она вредная.
Светлана: Вредная?
Морщакова: И я скажу, почему.
Светлана: Почему?
Морщакова: Значит, судья поставлен в такие условия, когда у него какой конвейер начинается? Сегодня он рассматривает одно дело, до конца не довел, завтра он начинает другое, потом третье. Может нормальный человек одновременно мыслить… а в конституционном правосудии нельзя не мыслить, понимаете? Там нельзя голосованием, автоматически послушать кого-нибудь и решить вопрос...
Светлана: Ну понятно.
Морщакова: … и действительно вникать в существо? Нет. Значит, на что рассчитана эта норма? Норма рассчитана на простую вещь: или будет усиливаться влияние на решение суда аппарата, который будет действительно работать по каждому делу и предлагать что-то суду и судьям, или вообще делом будет каждый раз каждым заниматься один судья. И устраняется эта подлинная коллегиальность, которая всегда существовала в Конституционном суде, в отличие от всех других судов.
Светлана: То есть на качестве решения это может сказаться?
Морщакова: Это вообще большая ценность. Решение будет принимать не коллегия судей.
Светлана: Не коллегия. И вот что мне и вовсе показалось опасным, мне как обывателю, как человеку, который смотрит со стороны на это все. Тамара Георгиевна, поясните. Я вычитала про ограничения параметров обращений в Конституционный суд.
Морщакова: Да, ограничены основания допустимости обращений.
Светлана: Вот что это значит?
Морщакова: Это касается только тех обращений, которые направляются в Конституционный суд другими судьями. Вообще это очень важный институт. Почему он важный? По конституции ни один судья не может принять решения по делу, основываясь на таком законе, который ему представляется неконституционным. Ну и нельзя допустить такого положения, при котором один судья будет считать один закон неконституционным, а другие судьи будут этот закон продолжать применять. На этот случай предусмотрено право всех судей, любого судьи, рассматривающего конкретное дело, любого из судов обратиться с запросом в Конституционный суд и поставить перед ним вопрос о лишении закона, который данный судья считает несоответствующим конституции, юридической силы. То есть о признании его неконституционности для всех судов и других правоприменителей. И в законе «О Конституционном суде РФ» написано, что условием допустимости такого запроса суда является, что закон, о неконституционности которого написано ходатайство судьи в Конституционный суд, должен быть либо примененным, либо подлежащим применению в данном деле. Теперь, согласно этим поправкам, можно такой запрос направить только в отношении того закона, который еще не применен. А это что, если мы впишем это требование в существующую иерархию судов? Ведь применение закона начинается с низшего звена судебной системы. Низшее звено судебной системы применило этот закон. Получается по поправкам, что поставить вопрос о его неконституционности судьи высшего суда уже не могут…
Светлана: Если только превентивно.
Морщакова: Или тогда надо признать, что применением закона считается только судебный акт, вынесенный вышестоящим судом. И вообще лучше всего самым высшим в иерархии.
Светлана: То есть это усложняет процедуру уточнения, да?
Морщакова: Это усложняет обращение судей в Конституционный суд. Надо сказать, что они и так не очень охотно обращались.
Светлана: А теперь и вовсе забросят.
Морщакова: Но здесь закрыта еще одна проблема, которая еще в свое время, когда при разработке конституции такое право для других судов было предусмотрено – обратиться в Конституционный суд. Верховный суд тогда настаивал: нет, нельзя давать такое право, только высший суд в судебной системе может обратиться или дать разрешение на такое обращение. Вот и все. Значит, теперь какие-то ростки от этого ограничения права на обращение других судов в Конституционный суд мы видим в этой процедуре. Я считаю, что заинтересованным органом здесь, конечно, является высшая судебная власть в стране.
Светлана: Вот так. Тамара Георгиевна, просто еще несколько таких боковых вопросов. Скажите, пожалуйста, почему администрация президента разрабатывала поправки в закон «О Конституционном суде»? Я понимаю, там есть юристы, есть специалисты. Но почему именно администрация, а не…
Морщакова: А кто должен был разрабатывать?
Светлана: А я не знаю. Я просто не знаю эту процедуру. Это так положено, да, что администрация?
Морщакова: Нет. Понимаете, на самом деле проекты должны готовить те органы, у которых есть право законодательной инициативы. Значит, у администрации как таковой права законодательной инициативы нет.
Светлана: Но есть у президента.
Морщакова: Да, есть у президента. Значит, администрация разрабатывает для внесения от имени президента только такие законопроекты, по поводу которых она имеет поручение.
Светлана: Ну, значит, есть поручение.
Морщакова: Значит, есть поручение. Почему дано такое поручение, можно строить предположения.
Светлана: Ну да, можно строить предположения. Из СМС-сообщений: «Вот в Турции был референдум по поправкам в конституции, касающихся судебной системы». Ну, здесь, главное, наверное, то, что это касалось судебной системы, потому что по поправкам в конституции референдум… Понятно, да? «Возможно ли такое в России?». Ну вот мы здесь во время перерыва как раз говорили с Тамарой Георгиевной, что очень сложная инстанция для вынесения вопроса на референдум. Сложно.
Морщакова: Сложно, конечно.
Светлана: Как объяснить это все и вмять какой-то один вопрос?
Морщакова: Во-первых, нужно составить правильно вопрос, один или несколько.
Светлана: Да, много не задашь.
Морщакова: Сохранить такие суды и убрать другие, ввести Суд присяжных – вот этот вопрос можно было бы вынести на референдум.
Светлана: И то надо было бы подготовить к этому.
Морщакова: И то нужно, чтобы люди не исходили из обыденного и часто извращенного, в том числе и с участием средств массовой информации, сознания, при этом ориентировались в этом вопросе.
Светлана: Да. Еще раз Дмитрию отвечаю, что сам Конституционный суд защититься от новых поправок не может, только если будет инициирована гражданами, которые обращаются…
Морщакова: Или другими государственными органами.
Светлана: Или другими государственными органами. Вот это важно. Сам Конституционный суд не может рассмотреть эти поправки, было бы слишком просто.
Морщакова: По собственной инициативе он не рассматривает никаких дел, иначе он был бы участником политической деятельности.
Светлана: Так, значит, что еще… На что еще вы обратили, Тамара Георгиевна, внимание в этих поправках?
Морщакова: Вы знаете, есть еще одно положение, согласно которому вот в тех случаях, когда будет допущено теперь письменное производство в Конституционном суде, некоторое вопросы вызывают сомнение, вот связанные именно с этим положением. Во-первых, не предусмотрено ничего по поводу обеспечения состязательных начал в этом письменном производстве. А если они не будут обеспечены, то эта процедура просто не будет соответствовать международному стандарту правосудия, которое может быть только состязательным. Про это ничего не говорят. Может быть, администрация президента не знает, что у нас, согласно конституции, предусмотрено состязательное судопроизводство в любом виде процесса. И во-вторых, есть возможность у тех, кто участвует, кто заинтересован в рассмотрении вопроса, предлагаемого для письменного производства, есть у них право хотеть все-таки просить производство открытое. И то, как предлагают эти поправки, оно не очень выглядит равно для разных сторон в этом производстве. Например, орган, акт которого оспаривается в Конституционном суде, если Конституционный суд решил письменное производство провести, этот орган всегда может потребовать гласного, публичного и устного разбирательства. Он хочет. А вот если он не хочет, кто-то другой может потребовать этого гласного, публичного и устного разбирательства хотя бы для того, чтобы в Конституционном суде стало ясно: да, вопрос уже рассматривался, но органы, создающие нормы, продолжают настаивать на своей прежней позиции, уже осужденной? Это нужно для чего? Для того, чтобы общество могло оценить позицию тех, кого выбирают депутатами, принимающими законы. Да? Вот с этим пока не ясно. Может быть, проект еще не доработан. Может быть, как-то он изложен неполно.
Светлана: Может быть, может быть, может быть. Вы как, кстати, рассматриваете возможности депутатских поправок? Там сильный комитет, который будет работать с этими поправками?
Морщакова: Вы знаете, я вообще плохо отношусь к существующей процедуру, в которой вносятся депутатами различные поправки. По целому ряду причин. Во-первых, поправки можно внести, и это основной мотив, во второе чтение. Но внесение поправок строго ограничено. Срок на внесение поправок может быть сокращен, как это уже имело место, когда в закон о ФСБ время на внесение поправок, положенное депутатам, было сокращено.
Светлана: И плевали они на все наши разговоры.
Морщакова: Наконец, когда рассматриваются поправки на профильных комитетах, то у них тоже есть определенные ограничения, что можно принять, что нет, вот это уже не рекомендовано комитетом. Собственно, и комитет связывает депутатов в процедуре внесения поправок. Но я думаю, что депутаты имеют определенный механизм самоцензуры прежде всего. И когда законопроекты вносятся президентом, это другая история.
Светлана: То это совсем другая история. Спрашивает Сергей: «Каков порядок подачи заявления в Конституционный суд?».
Морщакова: Ну он достаточно демократичен, я бы сказала, он отличается вообще этой демократичностью от подачи…
Светлана: Я думаю, можно зайти на сайт и посмотреть.
Морщакова: Главное, что обращение в Конституционный суд в Российском Конституционном суде сроком не связано.
Светлана: Так, вопрос из Пензы: «Разве соответствует конституции то, что солдаты-срочники и гражданские судятся разными судами и по-разному наказываются?». Не поняла, солдаты-срочники…
Морщакова: Нет, это понятно.
Светлана: Понятно, да?
Морщакова: Да, это понятно. Солдаты-срочники и другая категория, просто другие граждане. Да? Речь идет о том, что дела в отношении военнослужащих у нас рассматривают военные суды. Но вопрос о том, по разным ли процедурам, в разном ли порядке это рассматривается – это вопрос на самом деле отнюдь не бесспорный, потому что процедуры в военных судах действуют абсолютно такие же, как во всех других.
Светлана: А вот вопрос задает человек: «Мне не заплатили деньги за работу за границей. Суд я проиграл. Я – пилот. Могу ли я подать в Конституционный суд?».
Морщакова: Нет, конечно. Это компетенция судов обычных, судов общей юрисдикции, разрешаемо в порядке гражданского судопроизводства.
Светлана: Это не Конституционный суд?
Морщакова: Нет-нет. Конституционный суд связан только одним предметом рассмотрения – нормой, которую обжалуют. За пределами нормы, то есть какие-то другие акции, индивидуальные акты, вот такие вещи, как невыплата, это Конституционный суд не рассматривает.
Светлана: Не рассматривает, да. Хорошо, Тамара Георгиевна, еще на что-то вы обратили внимание, или мы примерно прошли все?
Морщакова: Мы примерно прошли все. Волнует еще, знаете, только что? Вот мимо этого, конечно, невозможно пройти. Волнует, ну я бы прямо сказала, ложь, которая сопровождает обоснование этих норм, вносимых сейчас.
Светлана: Вот скажите об этом.
Морщакова: Вот она совершенно официальная. Совершенно официально глава Думского Комитета по законодательству и государственному строительству сказал, что прекращение действия палат Конституционного суда является темой, давно наскучившей экспертному сообщество. Якобы экспертное сообщество давно это предлагало. Обсуждалось совершенно другое – как выделить в Конституционном суде более мелкие составы, то есть поделить, допустим, еще и каждую из палат, допустим, пополам, чтобы усиливать эту вот пропускную способность КС.
Светлана: Может быть, этот руководитель соответствующего комитета мало общается с экспертным сообществом и не очень понял?
Морщакова: Я не знаю, я не знаю. Я не понимаю, кто тогда это экспертное сообщество, если это не судьи Конституционного суда по этим вопросам. Я не знаю, как это можно объяснить. И вообще вот эта идея, она сама по себе тоже совершенно неправдивая, что устранение палат диктуется возможными разноречиями в решениях. Мы это уже обсуждали.
Светлана: Мы это уже обсудили. Тамара Георгиевна, а как вы полагаете, а для чего все-таки тогда, почему эти поправки вносятся президентом?
Морщакова: Вы знаете, я бы сказала, что они, наверное, имеют общую цель с совсем другим правовым развитием, которое мы наблюдаем в стране. Значит, все правовое развитие выстроено у нас, как известно, по вертикали, все команды поступают по вертикали. Вдруг Конституционный суд оказался горизонтальной структурой, где все равны, где нет руководителя, где нет, по сути, начальства в решении вопросов по существу.
Светлана: И механизмов прямого влияния.
Морщакова: Да, и нет механизмов прямого влияния. Значит, это вполне возможно. Нужен, конечно же, как минимум, сначала управляемый председатель. Потом обратите внимание на то, что фигура председателя в Конституционном суде очень приблизилась к фигурам председателей в других судах в связи с введением его назначения, председателя КС, на свою должность на шесть лет, а потом еще на шесть лет. Это точно так же, как председатели других судов назначаются. Значит, ну, на коротком поводке человек этот будет держаться. Его представят на шесть лет. Да еще одну завлекательную для него перспективу нарисуют: мы не только тебя будем представлять постоянно на следующие шесть лет, потому что двумя сроками такое назначение тоже не ограничено…
Светлана: Но и снимаем возрастную планку.
Морщакова: … но даже это можем обеспечить тебе, если ты и по возрасту уже давно должен был выбыть. Ну, на кого ориентироваться?
Светлана: Дальше – только в рай. Все понятно, да.
Морщакова: Надо это заслуживать, вот и все.
Светлана: Это понятно. Я здесь обратила внимание именно на то, что, собственно, последние редуты выборности упали в нашей стране. По-моему, уже просто никого не выбирают, даже в Конституционном суде.
Морщакова: Да. А потом, может быть, о чем мы только еще не сказали, Совет Федерации будет уже своим голосованием решать вопрос о лишении судьи конституционного статуса по такому удивительно узкопрофессиональному основанию, как неучастие судьи в судебных заседаниях и уклонение от голосования. Вот факт. Это же факт, это же зафиксировано протоколом. Один раз уклонился, причину не объяснил, другой раз уклонился, не может представить никаких оправдательных документов. Да? Что тут рассуждать, о чем голосовать? Значит, в каких-то ситуациях, наверное, Совет Федерации захочет кого-то из судей защитить: ну, вот он не хотел высказывать свою позицию по делу. Закон не позволяет не высказывать своей позиции. Да? И это обеспечивает активность всех членов суда. Ну а так они могут молчать.
Светлана: В каких-то ситуациях могут быть оправданы.
Морщакова: Это вот наращивание этой фигуры молчальников. Понимаете? Наращивание ее массы применительно к Конституционном суду теперь.
Светлана: Я буду заканчивать. Мы сегодня говорили с Тамарой Георгиевной о поправках к закону «О Конституционном суде РФ», которые внес только что на этой неделе президент Российской Федерации в Государственную думу, где, есть все основания думать, вот-вот будут приняты эти поправки. Мы говорили с Тамарой Георгиевной о том, что они значат, попытались вам объяснить, и насколько они опасны в будущем. А это была программа «В круге СВЕТА», встретимся через неделю. Спасибо вам за внимание. До свидания.