В КРУГЕ СВЕТА
программа Светланы Сорокиной на радио «Эхо Москвы»
18 февраля 2006 г. Гость - М.Е.Швыдкой
Аудио: анонс -
1 часть:
2 часть:
Светлана: Здравствуйте. В эфире программа «В круге света». У микрофона Светлана Сорокина. И сегодня я пригласила в студию человека, которого вы, по-моему, все знаете и который знает, кажется, всех или очень многих. Такое ощущение, что у человека в жизни события как на перемотке. Вот только что кого-то поздравлял, дальше дал интервью. Совмещает работу чиновника с работой шоу-мена. И при этом глубоко убежден, что жизнь прекрасна. Да, я вам представляю Михаила Ефимовича Швыдкого, он в данный момент возглавляет Федеральное агентство по культуре и кинематографии, еще недавно был министром культуры, кто помнит эти перемены. Ну, и все вы его прекрасно знаете как ведущего программы «Культурная революция» и «Жизнь прекрасна». Наконец, здравствуйте.
Швыдкой: Здравствуйте, здравствуйте, Светлана Иннокентьевна. Здравствуйте, уважаемые радиослушатели.
Светлана: Я вам напомню номер эфирного пейджера, чтобы вы могли присылать вопросы. Мы работаем в прямом эфире. И номер эфирного пейджера - 725-66-33, для абонента «Эхо Москвы». По-моему, так. По-моему, я правильно сказала. Итак, я знаю, что вы только что, вот за минуту до начала эфира прибежали к нам в редакцию, потому что еще успели и поздравить сегодняшнего юбиляра. Сегодня 85 Оскару Фельцману и вы его поздравляли. Это так?
Швыдкой: Это правда. Вообще, слово… У нас сегодня с юбилеями очень сложно. Я иногда читаю растяжки, вот здесь рядом даже на «Эхе», рядом с радиостанцией «Эхо Москвы» висят какие-то растяжки: поздравляем с юбилеем, там, банк такой-то, которому исполнилось 11 лет. Юбилей - это все-таки, государственные юбилеи, это, как правило, все, что кратно 25. Но, как говорят, после 80 можно отмечать каждый день как юбилей. Поэтому 80-летие Фельцмана - юбилей действительный. И надо сказать, что Оскар Борисович в добром здравии совершенно находится и сочиняет музыку. Многие его знают по-разному. Он работал с Робертом Ивановичем Рождественским и они создавали, действительно, произведения, которые были созвучны вот таким стройкам вроде БАМа, вообще, такой поступи советской эпохи. Одновременно, он автор песен, которые были разруганы в пух и прах.
Светлана: «Ландыши».
Швыдкой: К ним принадлежат незабвенные «Ландыши», которые пели все. И это была песня влюбленных и песня очень живая тогда.
Светлана: До сих пор помнят. Наверное, и у вас на передаче периодически кто-то поет, да?
Швыдкой: Поют до сих пор. Поют «Ландыши». Можем сейчас спеть, если хотите. Просто я не рискну. Но, думаю, что вообще вот это поколение композиторов, советских композиторов, отличает от поколения нынешних, может быть, музыкантов то, что они были люди все с консерваторским образованием.
Светлана: Да.
Швыдкой: Первоклассные музыканты, которые знали всю классику мировой музыкальной литературы, и, в общем, могли работать в разных видах и формах музыкального искусства.
Светлана: Да. И симфонисты, и песенники, и все, кто угодно.
Швыдкой: Вспомним Пахмутову, скажем. Можно вспомнить, не знаю, Вано Ильича Мурадели, который писал песни, одновременно, оперы и так далее. Я могу много называть. Бабаджаняна...
Светлана: Мы сейчас еще одного человека вспомним, про которого все это можно сказать. На этой неделе, к сожалению, ушедший из жизни Андрей Павлович Петров. И я знаю, что вы завтра рано утром как раз отправляетесь в Петербург, потому что там будут, наверное, многие люди из Москвы, в том числе…
Швыдкой: Мы как раз с Эльдаром Александровичем Рязановым вчера разговаривали. И он тоже летит, поскольку он много работал с Андреем Павловичем. Вообще, потеря огромная. Вообще, когда уходят художники, это огромная потеря, вообще, когда человек уходит. Знаете, у Евтушенко, по-моему, были такие стихи…
Светлана: «Не люди умирают, а миры…».
Швыдкой: Да. «Людей неинтересных в мире нет...». Ах, господи... «Людей неинтересных в мире нет. Их судьбы – как истории планет…». Ну, и так далее. Я думаю, что каждый уход – трагедия. А уход Андрея Павловича, человека, который, в общем, с нами прожил пол века на самом деле, потому что все мы поём «А я шагаю по Москве» так, как будто это народная песня, притом, что он тоже писал балеты («Сотворение мира») и оперы.
Светлана: Да. И оперы, и симфонии.
Швыдкой: Он был выдающимся музыкантом. Недавно 75 лет отмечали.
Светлана: 75 лет осенью было, да.
Швыдкой: Он был бодрый и веселый. Надо сказать, что гении, считаются гениями люди с трудными характерами. Мне казалось всегда, что Андрей Павлович - человек абсолютно, удивительно деликатнейший.
Светлана: Вот. Сейчас я хотела… Вы заступили на ту территорию, которую я сама хотела подобрать. Я только сначала скажу и напомню о том, что Андрей Петров, многие, вернее немногие знают его как симфониста, а он действительно писал серьезные симфонические произведения. Кстати говоря, я первый раз увидела Андрея Петрова в Петербурге в филармонии. Была на концерте, и исполнялись какие-то его симфонические вещи. И я не знала, что он пишет такую музыку. Была сильно удивлена, потому что тоже знала его по, не знаю, «Человек амфибия», «Путь к причалу», вот такие его песни, музыку к этим фильмам. И он вышел на поклон. Я его тогда первый раз увидела. А последний раз видела, когда вот осенью он приезжал в Москву 75 лет отмечать. И на Малой сцене Большого театра был его концерт, как раз было такое попурри из его известнейших мелодий. Он сам играл на клавишной дудочке. Это тоже было замечательно. По-моему, «Привет, дуралеи!». А второе отделение - это было как раз «Сотворение мира». И был настолько бодрый, настолько веселый. Мы потом опрокинули там по рюмке. И говорили так замечательно. Он подписал мне книгу. Я вот вчера открыла эту книгу, посмотрела – такой энергичный росчерк, энергичный.
Швыдкой: Ничто, ничто не предвещало такого конца быстрого.
Светлана: И это настолько грустно. Такое ощущение какого-то ухода такого знакомого человека. Причем самое интересное, здесь вот я приближаюсь к тому, на чем вы закончили, что человек, который прожил 75 лет, в разные эпохи, в разное время, возглавлял Союз композиторов в Петербурге, был чиновником, партийным человеком и так далее. И все равно никто, наверное, не кинет в него камнем. Он умудрился остаться порядочным человеком, которого вспоминают все вот...
Швыдкой: Вы знаете, я вообще не верю во времена, которые меняют людей. Это вообще одна из больших… Большой обман. Понимаю, что люди меняются и очень трудные прозрения бывают. Знаете, мне в 60-е годы казалось, что может быть социализм с человеческим лицом, и вдруг выяснилось, что может быть человеческое лицо, а социализма и нету. Но понятно, что мы как-то открываем для себя мир. Но когда начинают говорить, что вот он при одной власти был порядочным, а при другой стал непорядочным, с одной женой жил, был порядочным, а с другой стал жить, стал непорядочным, это все чушь собачья. Мы постоянно ищем извинений своим дурным поступкам и предпочитаем валить не на себя, а на…
Светлана: На обстоятельства, на трудности.
Швыдкой: На эпоху, на обстоятельства, да, на трудности. По любому можно быть приличным человеком при любой социальной системе, при любой социальной подлости, которая творится.
Светлана: Ведь что интересно, кстати говоря, Андрей Петров, наверное, один из редчайших примеров в такой абсолютно, для творческого человека я имею в виду, абсолютно такого состоявшегося человека. Ведь он был счастлив и в личной жизни. Да?
Швыдкой: Наталья Ефимовна – удивительная женщина.
Светлана: Да. Наталья Ефимовна у него замечательная. Он писал много и, пожалуй, не может сказать, что он что-то не сделал, что-то не написал. Как-то у него все удавалось. И было принято...
Швыдкой: Но, вы знаете, я могу сказать другое – люди творческие никогда недовольны. Это состояние любого человека. Прежде всего, собой, тем, что они делают. Это свойство нормальных, вот в тот момент, когда... свойство нормальных гениев. Когда человек успокаивается и говорит, что все в порядке, все хорошо...
Светлана: Перестает дергаться.
Швыдкой: Перестает дергаться. Тут и начинаются катастрофы. И в этом смысле любой творческий человек самоед по природе, потому что колоссальное сопротивление материала, если человек писатель, то это слова, а там - ноты, краски...
Светлана: Но, тем не менее, удавалось, удавалось. Он это знал. Это все жило.
Швыдкой: Ему удавалось, конечно. Все же его очень любили еще. Это же очень тоже важно.
Светлана: Вот интересно, он ведь не расталкивал локтями, не занимался личным пиаром, не был вот таким вот громко светским человеком. И при этом был востребован, любим.
Швыдкой: А зачем? Если талантлив и если твой талант светоносен, скажем так, а его талант был действительно очень полон света. Извините, Света, за плохую редактуру. Но он всегда нужен людям. Когда вся страна мурлычет под нос песню на музыку, которую ты пишешь, ну, чего еще может быть лучше этого? Притом, что, повторю, как все нормальные творческие люди, он был, конечно же, таким самоедом. Но завтра грустно будет. И надо сказать, что завтра будет очень правильное, с моей точки зрения, прощание, потому что это будет в Большом зале петербургской Филармонии, будет дирижировать Юрий Хатуевич Темирканов. И никто не будет говорить ничего, просто будут играть музыку Андрея Павловича Петрова, а потом поедут на кладбище.
Светлана: Где его, на каком кладбище похоронят?
Швыдкой: На «Литераторских мостках», я думаю так.
Светлана: Вообще, наверное, трогательно – Большой зал Филармонии, Темирканов, с которым они очень долгие годы работали и дружили. А я через день поеду в Петербург и буду, кстати говоря, на конкурсе «ТЭФИ-регион» и мы будем в Репино. А в Репино он много чего написал, потому что там находится наш знаменитый Дом отдыха, по-моему, композиторов.
Швыдкой: Дом творчества.
Светлана: Дом творчества композиторов. И вот, в отличие, может быть, очень многих своих коллег, он там действительно творил, очень много писал. Ему там очень нравилось. И вот так совпало, что я в понедельник, так или иначе, попрощаюсь с ним уже, наверное, в Репино. Что еще хотела сказать? Хотела сказать, что однажды, кстати говоря, к вопросу о том, как обстоятельства делают человека сволочью или не делают. Вот однажды, когда он был партийным человеком, возглавлял Союз композиторов в Петербурге, его заставляли подписать письмо, осуждающее Солженицына. И он придумывал там много чего для того, чтобы этого не сделать. И подпись свою так и не поставил под письмом, осуждающим Солженицына. И вот я все думаю, что толкает людей… А вы, кстати говоря, подписывали какие-нибудь коллективные письма?
Швыдкой: Я вообще не люблю… Партия учила не… Я всегда говорил, когда мне что-нибудь предлагали подписать, - партия, в которой я состоял, коммунистическая, учила не подписывать коллективных писем. Нет, нет, нет, я не люблю.
Светлана: Однако иногда заставляла. Учила одно, заставляла другое.
Швыдкой: Я пишу… Если я хочу это написать, я пишу сам. Я пишу письма иногда. Иногда меня что-то возмущает или бесит. И тогда возмущало. Но я предпочитаю действовать в одиночку. Я считаю, что это правильно. Кстати сказать, я работал с человеком и надо вспомнить его сейчас в связи с вашим воспоминанием об Андрее Павловиче. Я работал с Афанасием Салынским, который не голосовал против исключения Солженицына из Союза писателей. Причем это было очень существенно, потому что люди, которые не приходили на такого рода собрания, а он пришел и не голосовал. В общем, тогда секретарю Союза писателей СССР, коим он был, это было, в общем, достаточно непросто, скажем так.
Светлана: А что сейчас, Михаил Ефимович, толкает деятелей нашей культуры, творческой интеллигенции, как она называется, на подписание коллективных писем? Вроде не капает, ничего страшного - не подписать.
Швыдкой: Не знаю. Я думаю, что это вопрос... Мне иногда кажется. Иногда это вопрос слабости, иногда, кажется, что вот подпишешь писем, будет лучше к тебе относиться власть.
Светлана: Иллюзии какие. Смешно.
Швыдкой: Да. Люди ведь слабые. Я к слабостям людей отношусь не снисходительно, но с пониманием, я бы так сказал. Снисходительно к некоторым слабостям относиться нельзя. Но вот это ощущение… Вообще, у людей есть такое свойство - им хочется иногда потрафить власти больше, чем она того хочет. Они как бы готовы забежать, поглядеть в глаза и сделать что-то, чего власти даже и не надо вовсе. Бог судья.
Светлана: Опережающая лояльность. Я это называю, опережающая лояльность. Да, ну, на самом деле, вот эти люди не делали, да. Еще хочу сказать о том, что, как бы еще продолжив немножко разговор о Петрове. Что, опять же, уникальный случай, перестроечные времена, которые для многих творческих людей оказались очень трудными. Кино тоже не снималось, да? И многие как-то нищенствовали даже. Но вот Петров как-то плавно вот этот вот рубеж... И оказался востребованным и в постперестроечное время, и все у него как-то…
Швыдкой: Вы знаете, я думаю, что все-таки для поколения художников, которые сформировались, стали знаменитыми в годы советской власти, а перестройка... Не перестройка, перестройку все восприняли замечательно, а вот слом исторический, ну, как хотите, революция, контрреволюция, как угодно...
Светлана: Развал Союза....
Швыдкой: 91 год, 92, конечно, был для них трагичным. Потому что перестали собираться гонорары от исполняемых произведений, развалилась целая система, с которой они жили. И, я помню это, скажем так, театральным меньше всего досталось вроде бы, потому что они служили в учреждениях. Но вдруг зарплаты стали нищенскими. Вдруг те роли, которые были нужны, например, в театре социальный герой какой-то, были же специальные артисты на роли директоров строительства, секретарей обкомов, парткомов, маршалов и так далее. Вдруг пьесы перестали такие ставиться, фильмы перестали такие сниматься. Вдруг в литературе все стало по-другому. Ведь, знаете, когда основался Союз писателей России, туда принимали, Россия начала 60-х годов, туда принимали очень много народу разного. Просто чтобы увеличить Союз писателей России. И люди жили от книги до книги, их назначали писателями. Они раз в пять лет могли написать книгу, но они числились писателями, у них был какой-то статус. И вдруг раз - и ничего нет. Ни фонда писательского. Почему вот наиболее такой, ну, озлобленной, я сказал бы так, частью оказались писатели, особенно, писатели уже взрослые, что называется. Потому что они оказались невостребованными, они оказались нищими, и развалилась как бы привычная система их жизни. Поэтому для художников перестройка… Не перестройка, а слом…
Светлана: Вот весь этот период. Да, слом.
Швыдкой: Слом жизни, слом страны оказался очень тяжелым. Очень тяжелым. Они не понимали, что ставить нужно. Они не понимали, что за публика. Они не понимали, чего власти нужно. Это всегда было очень сложно и, честно говоря, я им очень сострадал. Потому что люди, как бы назначенные художниками, литераторами, вдруг оказались... Вдруг исчезли те, кто их назначал, и никакой ответственности за них они уже не несли. Это было всем очень тяжело.
Светлана: Да.
Швыдкой: К Петрову это не относится.
Светлана: К Петрову не относится.
Швыдкой: К настоящим талантам это не относится.
Светлана: Так же как к Фельцману... Не относится, конечно.
Швыдкой: Пока поют, пока, знаете, как говорил Исаак Львович Дунаевский, пока играют в ресторанах - можно жить. Сейчас просто другую музыку играют в ресторанах.
Светлана: Последняя, по-моему, не знаю, могу ошибиться, но музыка к сериалу из последних, что написал Петров, по-моему «Петербургские тайны». Сериал совсем недавний. Кстати, очень запоминающийся там этот вот сквозной музыкальный ход. И тоже вместе с дочерью уже писал эту музыку. Почетный гражданин Петербурга. Да? По-моему, у него Орден «За заслуги перед Отечеством», уже новейшего времени.
Швыдкой: Он абсолютно признанный человек, и заслуженно признанный. Я еще раз повторю, я мало знаю людей, про кого бы вообще никогда не злословили. А он принадлежал к их числу. Про него никогда не злословили. Я ни от кого не слышал про него худого слова. Это вообще редкость в нашей среде.
Светлана: Редкость. Редкость, редкость...
Швыдкой: Это случай исключительный.
Светлана: Правда ли, что, когда ему исполнялось 70 лет, юбилей был, по-моему, в «Октябрьском», отмечался юбилей, вы его поздравляли и, по-моему, Путин приезжал? Я вот вспоминаю. Да?
Швыдкой: Там было большое торжество. Это был большой праздник очень. Вообще, я повторю, его любили по-настоящему. Он был очень питерским человеком.
Светлана: И родился в Питере, и умер в Петербурге.
Швыдкой: И по облику, и по музыке.
Светлана: Манере поведения и по музыке. Вот по всему, это точно. Самая последняя его симфония, которую он написал, называется «Прощание с». При чем он написал, это я где-то в интервью читала, что это не есть реквием, просто в какой-то момент жизни ты прощаешься с тем, что еще недавно было так дорого, и так далее. Оказалось, что все-таки реквием. Оказалось. Даже здесь успел взять и написать практически вот такое себе прощание.
Швыдкой: Знаете... Это, как говорят наши друзья-арабы, иншалла, это - судьба.
Светлана: Еще он был в замечательных дружеских отношениях со многими людьми, даже, по-моему, Шостаковича еще застал и тот к нему прекрасно относился. И он дружил с режиссерами замечательными: с Данелией, с Рязановым.
Швыдкой: Он работал просто с ними.
Светлана: Да, работал. Вчера мы вспоминали Александра Павловича. Эльдар Александрович вспомнил, что он 15 картин с ним снял. И это… Музыкант для кино очень важный персонаж. Он задает интонацию, он задает темпоритмы, он задает монтажные какие-то вещи.
Светлана: Соавтор. И причем и Данелия, и Рязанов, они же очень любят… Они мелодисты, они любят, чтобы это было что-то внятное, запоминающееся.
Швыдкой: Ну, конечно.
Светлана: То, что действительно наполняет фильм.
Швыдкой: Понимаете, в чем дело? Ведь мы в советское время пели музыку из кинофильмов, песни из кинофильмов были самыми популярными. Начиная с Дунаевского с «Веселых ребят». Сейчас становятся песни из сериалов самыми популярными. Поэтому, естественно, композитор, в кино работающий, всегда предоставляет что-то, если он талант, что поет вся страна.
Светлана: Данелия, его как-то поздравляя с днем рождения, ему телеграмму прислал: «Я все-таки надеюсь, что для Эльдара Рязанова ты будешь писать музыку немножко хуже, чем для меня».
Швыдкой: Ну, вы знаете, это было очень трогательно на юбилее Гии, Георгия Николаевича. Приехал Басилашвили и Андрей Павлович. И они вдвоем с ним, с Басилашвили, Андрей Павлович пели. Андрей Павлович играл вот на этой клавишной дудочке, значит, и это было замечательно. Они были в таких колпачках клоунских. Это было очень трогательно. И Гия был очень доволен.
Светлана: Кстати говоря, вот легкий и какой-то, очень современный человек при всем своем консерватизме внешнем, Андрей Павлович. Потому что и с «Митьками» общался, и с Шевчуком общался очень близко.
Швыдкой: Я объясню, в чём дело. Он был очень крупным, выдающимся композитором. При этом он понимал, как движется время, он понимал, как изменяется музыкальная и вообще художественная лексика времени, как изменяется смысл художественный. Поэтому он был открыт очень. И с «Митьками» он дружил, действительно. И с ребятами рок-н-ролльщиками он дружил. Это не заигрывание. Иногда бывает немножко стыдновато. А это был искренний интерес, ему всегда было интересно.
Светлана: Не вчерашний, он такой вот, очень сегодняшний человек был. Это ему как-то, наверное, помогало и жить, и интересоваться всем на свете. У него в восемьдесят шестом, по-моему, году была симфония-фантазия «Мастер и Маргарита». Я помню, еще потом… Кто же балет делал? Кто-то балет сделал небольшой на эту его симфонию «Мастер и Маргарита». И он написал, причем тогда были первые попытки поставить фильм «Мастер и Маргарита». Но они как-то по разным причинам, что потом связывали с мистикой, не состоялись. А музыку он начал писать, очень увлекся, много раз перечитывая «Мастера и Маргариту», очень увлекся романом, считал замечательной выдающейся книгой, и писал эту музыку. И вот я просто к тому, что он говорил, что, на его взгляд, книгу Булгакова поставить невозможно. И вот все-таки поставили, уже с другой музыкой, да, в другое время. Ну вот сейчас поставили «Мастера и Маргариту». Не знаю, делаю шаг в сторону и спрашиваю вас – а вам понравился фильм «Мастер и Маргарита»?
Швыдкой: Вы знаете, я считаю, что это достойная работа. Вообще, мне кажется, что экранизации, скажем, у Бортко были и лучше – тут было абсолютно точное попадание, в «Собачьем сердце». А «Мастер и Маргарита» - другой роман просто, но я могу сказать, мне не было стыдно. Вот для меня важно не только то, достигает ли художник в реализации своих замыслов каких-то высших точек. Весь вопрос в том, не опускается ли он ниже уровня достойного, вообще художественного. Вот мне кажется, что Бортко не опустился здесь, он не нарушил какую-то границу. Этот фильм, сериал смотреть мне было интересно, ну, мне интересно смотреть за актерами всегда. И это достойное произведение, вот поверьте мне. Я, может быть, принадлежу к числу, немногочисленному числу людей, которые так это интерпретируют, но, мне кажется, что это не провальная история совсем.
Светлана: Я соглашусь, наверное, не провальная. Хотя я, мне скорее все-таки не понравилась. Но мне не понравилась по одной простой причине - по причине завышенных ожиданий, что всегда случается. У меня такая претензия, что волшебства не случилось.
Швыдкой: Ну, волшебства нет, но донесение текста романа до публики все-таки состоялось. Волшебства нет там, пожалуй, я согласен, но это, я повторяю, достойная работа. Знаете, телевидение – особое такое все-таки дело. В телевидении не всегда все просто удается. Это же не кино, это все-таки что-то другое, и при этом повторю, вот в «Собачьем сердце» было попадание абсолютным.
Светлана: «Собачье сердце», вообще, я считаю - это отдельное, сильнейшее произведение. Произведение, там, не знаю, не знаю даже, что лучше, может быть книга, или книга, или кино.
Швыдкой: Там великие актеры.
Светлана: Да, это абсолютно так. Ну, что же, я считаю, что сейчас перед новостями, завершая первую часть как раз такие наши воспоминания об Андрее Павловиче Петрове, с которым и Михаил Ефимович был знаком, и я немножко была знакома тоже. Действительно, и в Питере жила еще тогда - с ним чуть-чуть познакомилась. И здесь, в Москве уже тоже с ним встречалась и общалась, и тоже являюсь и его поклонницей, так скажем, по-человечески поклонницей. Потому что, на мой взгляд, он действительно, то что мы, наверное, подразумеваем, в лучших петербуржцах, то что мы имеем в виду, когда говорим - вот он такой питерский интеллигент. Это действительно так. И я вспоминаю, что у Сергея Параджанова, у него была мысль поставить фильм о Гансе Христиане Андерсене. Он даже написал сценарий. Ну, не состоялось, но сценарий был написан, и там была одна сцена, когда писатель идет, и на земле остаются его следы. А потом немножко времени проходит, и эти следы становятся золотыми. Такой, вроде бы, так на поверхности лежащий образ, но как-то зрительно представляю и думаю, как бы это Параджанов, наверное, сделал бы. И как-то получается уж здорово красиво и философично. И на самом деле каждый человек должен задумываться, творческий, в первую очередь, о том какие следы после него на земле остаются.
Швыдкой: Я должен сказать, что музыка, она может тоже быть золотой. И в этом смысле, я думаю, Андрей Павлович оставил после себя золотые следы, конечно.
Светлана: Золотые следы.
Швыдкой: А сейчас, кстати, фильм об Андерсене, у меня лежит материал в сумке. Фильм об Андерсене сейчас Рязанов заканчивает.
Светлана: И я напоминаю вам, что мы разговариваем с Михаилом Ефимовичем Швыдким. Говорили мы об ушедшем от нас Андрее Петрове, о замечательном нашем композиторе. И мы наш разговор уже на другие разные темы продолжим сразу после коротких новостей.
Новости
Светлана: Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели. Я обращаюсь к тем, кто только что присоединился к нам. Напоминаю, что это программа «В круге света». У микрофона Светлана Сорокина. И сегодня я пригласила в студию Михаила Ефимовича Швыдкого. Он возглавляет Федеральное агентство по культуре и кинематографии, а также ведет программы телевизионные: «Культурная революция», хорошо известная, и «Жизнь прекрасна». Кстати говоря, вот здесь вот увидела на пейджер сообщение. Оказывается, вы и на радио сказки читаете еще, да?
Швыдкой: Читаю, да. Я очень люблю сказки.
Светлана: Да вы что, серьезно? Правда, здесь так, довольно критически говорят, вы же не профессиональный актер – нечего сказки читать.
Швыдкой: Дело в том что, нет, это ведь целый проект был на радио «Россия», когда людей просто, которые занимаются разными делами… Там сказки читал, например, Николай Николаевич Сванидзе.
Светлана: Любимую сказку или какую предложат?
Швыдкой: Там читали какие-то депутаты Думы... Я попал как бы не как профессиональный актер, а просто…
Светлана: Просто как приглашенный чтец.
Швыдкой: Как приглашенный.
Светлана: А вы сами сказку выбирали?
Швыдкой: Я просил Тургенева. Да, я первую читал Шарля Перо в переводах Тургенева. Очень хороший переводы. И мне захотелось это… Когда у меня спросили: «Хотите почитать сказки?». Почему нет?
Светлана: И тут же есть несколько восторженных откликов. Говорят, что вы замечательный ведущий, хорошо работаете на телевидении и прочее, прочее. Но есть и реплика про вашу всеядность, про то, что, наверное, у вас мало времени основная работа занимает и вы успеваете еще и сказки читать.
Швыдкой: Вы знаете, это старая вообще тема. Я всегда объясняю очень простую вещь. Вообще, людям в Российской Федерации по закону положено, есть такое право - на отдых. Кто-то ездит на лыжах кататься. Почему-то это не считается, что, если люди катаются на лыжах, то, значит, они плохо относятся к основной работе. Я не езжу, не катаюсь на лыжах, не хожу в фитнес-клубы, ну, и не делаю массу, не играю в теннис, не играю в шахматы, не делаю вообще ничего из того, что положено делать. В то время, когда мои коллеги ездят на лыжах, загорают, плавают, - я работаю на телевидении. Я работаю на телевидении в общем два дня в месяц.
Светлана: Записываете сразу пакетом все эти программы.
Швыдкой: Ну, три дня, честно скажу. В месяц один раз я пишу «Культурную революцию» и два дня, то есть субботу-воскресенье, пишу «Жизнь прекрасна». И все. А все остальное время тупо с восьми иногда, иногда с восьми тридцати и до десяти, а иногда до двенадцати, я занимаюсь основной работой. Она занимает в общем… Ну, вот я приехал, честно говоря, я заехал к Оскар Борисовичу Фельцману на минуту, а до половины восьмого я сидел в конторе и работал.
Светлана: На своем рабочем месте, как чиновник. Так что, видите, можно, оказывается, успевать. А сказки - это тоже факультатив. Вот есть еще в интернете…
Швыдкой: Нет. Меня за это ругают. Я знаю. Ну, а что делать?
Светлана: Но вы доказываете, что вы все успеваете.
Швыдкой: Я еще, страшно сказать, я еще и преподаю в институте раз в неделю.
Светлана: Да. Дома не шьете, нет?
Швыдкой: Нет, дома не шью. Но дома я почти не бываю.
Светлана: Есть еще здесь некая реплика, в интернете была, о том, что тот человек, который был конферансье на юбилее у Бориса Ельцина, его тоже звали Швыдкой. Это ваш однофамилец? Издеваясь, спрашивает написавший.
Швыдкой: Ну, я не был конферансье на юбилее Ельцина. Я бы сказал так, я был скорее тамадой. А это вообще разная работа, если кто понимает. Но это издеваться, не издеваться, но я вам скажу честно, когда Борис Николаевич меня попросил, как бы, провести этот стол, то я, поколебавшись, согласился. Это вообще трудная работа, отдельная работа. Потому что, когда в гости к Борису Николаевичу, когда гостями являются Владимир Владимирович Путин, и он был одновременно хозяином Кремлевского дворца, там Коль, Назарбаев, Лукашенко, Клинтон и так далее, то очень сложно надо все сделать. Во-первых, надо все-таки этот стол как-то провести и вести его, а, с другой стороны, надо, чтоб тебя не было заметно. Чтоб все катилось, но чтоб тебя все не заметили.
Светлана: А вот вы грузинский тамада? Но грузинский тамада никому слово не дает.
Швыдкой: Нет, нет. Я был нормальный просто такой ведущий этого вечера.
Светлана: Модератор.
Швыдкой: Модератор, скорее. Все-таки пока человеку нужно что-то сказать, который должен говорить.
Светлана: Это было торжественно-возвышенно или вы шутили? И как с чувством юмора у собравшихся?
Швыдкой: Тут очень сложно вообще, потому что быть запанибрата с этими людьми - это бестактно, глупо и пошло достаточно. С другой стороны, все-таки хотелось, чтобы это все было по-человечески. Я старался, чтобы это было по-человечески, но конечно переходить границу невозможно.
Светлана: Когда знаешь границу. Для кого-то нормально, а кто-то подумает, что вы…
Швыдкой: Нет, ну, достаточно она все-таки была у меня такая жесткая, я бы так сказал.
Светлана: Устали?
Швыдкой: Ну, не выпил, во всяком случае, я бы так сказал. Я устал. Дело в том, что это еще был день, когда иногда съемки попадают на рабочие дни. Не на субботу, воскресенье. Тогда я беру отпуск честно на эти два дня или на этот день. И отрабатываю в выходные. Но это совпало с тем, что у меня были еще съемки, поэтому я уже так…
Светлана: Михаил Сергеевич Горбачев, у которого вот-вот юбилей, не приглашал вас?
Швыдкой: 2 марта. Приглашал, приглашал.
Светлана: Тоже стол вести?
Швыдкой: Но не вести стол, нет. Он просто пригласил в гости. Но я еще раз повторю, знаете, это всем известно, я, скрывать это смешно, я начал как бы свою жизнь, ну вообще как бы скажем, не знаю какую, чиновничью, скажем так, именно в период, когда Борис Николаевич был президентом России. И с 93 года я работал в разных должностях…
Светлана: Под его сенью.
Швыдкой: Под его руководством, сенью. И, в общем, это было, я считаю, что многое из того, что реализовано, связано с его именем, с его эпохой. Я ему за это благодарен.
Светлана: Это понятно. Теперь хочу спросить, собственно говоря, все запомнили, вскоре после того, как у вас сменилось непосредственное руководство и появился господин Соколов над вами. Реформа произошла. У вас был конфликт с ним. Вы даже в суд собирались подавать. Сейчас как складывается?
Швыдкой: Я подавал в суд.
Светлана: Как складываются отношения?
Швыдкой: Нормально. Понимаете, я так скажу, есть интересы отрасли. Я ненавижу, когда культуру называют отраслью, но в данном случае я могу сказать, есть интересы вот этой вот сферы деятельности. Когда раздрай в руководстве, то работать невозможно, прежде всего, не мне.
Светлана: То есть дружить - не дружите, но общий язык нашли.
Швыдкой: Скажем так, мы бюрократически корректны, я бы так сказал. Потому что проблем очень много на самом деле. И я не хочу, чтобы страдали люди.
Светлана: А он уже, так скажем, въехал в проблемы? Потому что ведь очень далек был от всего этого.
Швыдкой: Ну, я не могу комментировать. Знаете, это будет неправильно.
Светлана: Хорошо, хорошо.
Швыдкой: Мы стараемся работать дружелюбно, скажем так.
Светлана: Снимаю, да, этот вопрос. А вопрос тогда такой - а вот сама эта реформа, которая раздробила министерство, сделала агентства, которые должны были свои функции выполнять, а министерство другие, вот она какую-то пользу принесла или все-таки зря все это было сделано?
Швыдкой: Вы знаете, у меня... недавно мы этот вопрос обсуждали с Германом Грефом и сошлись в одном, на самом деле. Теоретически это очень правильная вещь. Практически мы оказались кадрово не подготовленными к этому. Потому что психология управленцев в России, она несколько иная.
Светлана: Гладко было на бумаге.
Швыдкой: Да. Если исходить из вообще такой структуры...
Светлана: Нос по ветру правильно, а на практике не очень получилось.
Швыдкой: На практике тяжело, потому что… Понимаете, у нас считается, только тот, кто ресурсами владеет, тот и хозяин, скажем. Политическое руководство осуществлять очень сложно. А министерство – это политический руководитель. Я думаю, что здесь есть некоторая проблема, но я бы от нее назад не возвращался. Надо любые реформы развивать, улучшать и двигать вперед.
Светлана: Оптимизировать. Вопрос с пейджера. Не могли бы вы рассказать, наверное, коротко, о реконструкции Большого театра и Царицынского музея?
Швыдкой: Ну, вы знаете, о реконструкции Царицынского музея я говорить не буду. Это сегодня музей, находящийся в ведении Москвы. Там существуют разные концепции его восстановления - от реализации замысла первоначального архитектора, который не был осуществлен, до того, чтобы накрыть эти руины стеклянным колпаком. Я считаю, что это было бы правильно, но, повторю, я не буду об этом говорить. Что касается реконструкции и реставрации Большого театра, она движется по плану. Я должен вам сказать, что мы готовились к этой реставрации шесть лет и делали все необходимые экспертизы, процедуры проводили и так далее. Последние экспертизы - три - нам дала Академия архитектуры и строительства, как единственная государственная академия в этой области, «Госэкспертиза», главный орган, который определяет, так сказать, качество проекта, и специальный институт, который рассчитывает методику цен, потому что…
Светлана: А вот оппоненты говорят, что сильно дорогостоящий вы вариант выбрали.
Швыдкой: Видите ли, в чем дело...
Светлана: Сильно. Приводили, кстати, сравнительные цены по другим реконструкциям в мире и оказывалось...
Швыдкой: Вы знаете, то, что звучит по другим реконструкциям - просто лукавство. Я назову одну реконструкцию – «Ковент-Гарден». Она стоила 900 миллионов фунтов, чтоб было понятно.
Светлана: Сколько Большой у нас?
Швыдкой: Ну, сегодня порядка 400 миллионов долларов.
Светлана: Думаю, что этим не ограничится.
Швыдкой: Это разные вещи. Нет, я вам объясню, в чем дело. Дело в том, что все театры, прежде всего… Во-первых, «Ла Скала» - небольшой театр, прежде всего… А во-вторых, их развитие происходило горизонтально. Они все въезжали в городские кварталы, захватывали соседние здания там и так далее. У Большого театра такой возможности нет.
Светлана: Заглубляться.
Швыдкой: Поэтому единственный путь - вниз. Во- вторых, и это самое сложное, люди, которые предлагали иной вариант сохранения здания, этот метод опробовали. Если мы посмотрим, что происходит сейчас с Малым театром, то мы убедимся, что после того, как десять лет назад там были проведены работы, здание находится опять в аварийном состоянии. Потому что та методика, с помощью которой укрепляются фундаменты, в этом месте города не работает. Дело в том, что там три потока водяных идут, и они вымывают всё всё время. И поэтому мы предложили...
Светлана: И еще куча коммуникаций, метро, непонятно что...
Швыдкой: Некую герметическую "кастрюлю", по существу, очень глубокую, на двадцать с лишним метров, в которую будет вставлено здание Большого театра. Тогда есть гарантия, что следующие сто лет оно простоит. Потому что, я еще раз повторю, над этим ломали голову эксперты высочайшего класса, мирового даже уровня.
Светлана: Да, да. И страшно даже было подступаться, да.
Швыдкой: И поэтому, брать... Понимаете, конечно, цифры огромные. Вы понимаете, что, в общем, для небогатого государства при всем том эти цифры астрономические. Но либо мы занимаемся Большим театром... Надо просто смотреть правде в глаза и не морочить голову друг другу, понимаете? Вот и всё.
Светлана: Еще. Господин Швыдкой, не желаете ли вы направить всю свою энергию и жизнелюбие на спасение старой архитектуры Москвы? Кстати, это близко к тому, о чем мы говорили, потому что я не москвичка, Михаил Ефимович, в отличие от вас. Вы же москвич, да?
Швыдкой: Я, скажем так... Я приехал в Москву девятимесячным ребенком.
Светлана: Москвич. А я не москвичка. Я здесь живу скоро пятнадцать лет, все-таки уже тоже большой кусок времени. И, вы знаете, мне, например, как-то физически больно, когда я вижу, как сносят старые здания в Москве и вместо них появляются, может быть, похожие, но новоделы. Я, конечно, понимаю, что я присоединяюсь к хору недовольных ретроградов, но мне, честно скажу, мне неприятно, когда сносят старые здания для того, чтобы построить новые.
Швыдкой: Понимаете, я вам скажу честно, в этом грустно признаваться, я в каком-то смысле проиграл эту битву, проиграл Юрию Михайловичу Лужкову, у которого свой подход и свое понимание того, что нужно делать в городе. Он градоначальник, а я скромный федеральный бюрократ. Но я проиграл, когда был министром. То, что на моих глазах снесли два здания, которые сносить было нельзя, с моей точки зрения. Нельзя было сносить «Военторг» и нельзя было сносить, конечно, гостиницу «Москва». Это, я считаю, знаете, как говорилось в старые времена, это больше, чем преступление - это ошибка. Понятно, что город должен развиваться. Это естественно. Вообще архитектура имеет такое свойство - стареть. Когда вы приезжаете в Берлин то, что еще пять-семь лет вызывало восхищение и восторг тому назад, сегодня рассматривается как некоторая ошибка архитекторов. А то, что мне казалось невероятным, там «Сони-центр», там, где проводятся кинофестивали, сейчас кажется картонным, в общем, временным.
Светлана: Меняются вкусы, меняются взгляды.
Швыдкой: Архитектура в этом смысле подвержена, конечно же, влиянию времени очень сильно. Но есть вещи абсолютно, объективно нетленные. Нельзя трогать Большой театр, нельзя трогать Малый, ну, Театральную площадь, скажем так.
Светлана: Да. И гостиницу «Москва».
Швыдкой: И гостиницу «Москва». Поэтому, с моей точки зрения, мне кажется, что город... мне как-то грустно от этого, потому что я, честно говоря, я человек такой, не любящий... Ну, кто любит признаваться в том, что он - не победитель? Но в данном случае я считаю, что как министр культуры я проиграл Юрию Михайловичу Лужкову, о чем сожалею, за что себя корю очень сильно.
Светлана: Самое ужасное, что это становится тенденцией и как бы уже подход к следующим зданиям, он облегчен. Вот если уже это снесли...
Швыдкой: Да, если можно это, то можно и это.
Светлана: Да. То можно и следующее, и следующее.
Швыдкой: Ну, я не думаю. Все-таки, сейчас есть целый ряд институтов, в том числе, кстати сказать, и Росохранкультура, и Министерство культуры и массовых коммуникаций. Все-таки можно бороться за каждый памятник и нужно бороться за каждый памятник.
Светлана: Ну, нужно, но при всем том, общественное мнение той же Москвы, оно никак не учитывается, не считается и все прочее.
Швыдкой: А знаете в чем дело? Москва - очень интересный город. В Питере есть мнение, есть общественность городская.
Светлана: Как-то складывается, да?
Швыдкой: Вот она существует и в Питере всегда это важно очень. Москва - мегаполис. В Москве много городов.
Светлана: Лоскутное одеяло.
Швыдкой: В Москве много городов. Много городов, центров принятия решений. И в этом смысле это нечто иное совсем, нечто иное.
Светлана: Кстати, о Петербурге. Вот тоже вопрос из интернета: «В Петербурге будет летом проводиться кинофестиваль прямо на Дворцовой площади». Ну, это видимо имеется в виду "Европейское кино". Ваше мнение о месте проведения фестиваля? Там, по-моему, споры как раз между Пиотровским и…
Швыдкой: Между Пиотровским и... Валентиной Ивановной Матвиенко и организаторами фестиваля. Вы знаете, это…
Светлана: Это Рудинштейн, по-моему?
Швыдкой: Это делает Рудинштейн. Там будет очень хорошая программа. Ее делают очень толковые люди.
Светлана: А это правда, прямо на площади? Вот как Маккартни концерт?
Швыдкой: Понимаете, в чем дело? Это будет… Часть, действительно, показывать предполагается на площади. Это вопрос технологический, с моей точки зрения. Не эстетический, а технологический. Нужно сделать все, чтобы минимализировать риски, потому что там не здания разрушаются. А почему децибелы и частоты вызывают всегда такие волнения? Там живописный слой картин, они начинают отслаиваться. Но это вопрос, повторяю, технологический, потому что акустики все знают, что есть параметры для децибелов, которые влияют на, создают...
Светлана: Я все-таки не понимаю, к чему эти эксперименты? Вот к чему эти эксперименты? Я бы за одни нервные клетки господина Пиотровского уже не стала бы делать.
Швыдкой: Я объясню, в чем дело. Есть, как бы сказать, есть образы, символы городские.
Светлана: Да.
Швыдкой: Если мы хотим, чтобы этот фестиваль был знаковым…
Светлана: Престиж города.
Швыдкой: Нет, чтобы фестиваль был знаковым, то - Дворцовая площадь. В Москве всегда Красная площадь. Все рвутся на Красную площадь.
Светлана: Пусть себе на Красную площадь. Нашу Дворцовую оставили бы.
Швыдкой: Я повторю, это вопрос такой дискуссионный. Мы занимаем одну позицию: нам нужно, чтобы технологически все было безопасно.
Светлана: А потом только узнаем, через десять лет узнаем, что там что-то, что отлетело на полотне тициановском, это, оказывается - отложенные последствия вот этих децибел.
Швыдкой: Нет. К сожалению, эти последствия наступают очень быстро.
Светлана: Ну, не хотелось бы. Но я на той неделе, кстати говоря, буду в Петербурге и надеюсь, что я буду брать интервью у Валентины Ивановны. Я ее тоже порасспрошу на этот счет. Так, смотрю еще. «Господин Швыдкой, вы считаете, что Россия должна вернуть Германии все ценности, которые она завоевала? Почему б тогда России не вернуть все, что она когда-либо завоевала?». Это уже дальше риторика. А вот то, что касается вопросов этого самого возвращения ценностей послевоенного, у вас есть на этот счет четкая позиция, насколько я знаю. Сейчас есть какие-то яркие, спорные…
Швыдкой: У меня позиция простая. Позиция следующая. Вообще немцам я сказал одну фразу, за которую они на меня разозлились. Я сказал им, что объединение Германии стоит всех вещей, которые сегодня находятся в Российской Федерации, спорных. И нечего вообще на эту тему возникать, потому что это неприлично. Ну, а дальше позиция моя проста - все, что находится в рамках закона надо исполнять. Если мы - страна цивилизованная, если мы - страна, признающая приоритеты мирового международного права, то надо исполнять все законы. Вот и все. Точка. А дальше начинаются и другие вещи. У нас есть собственный закон реституционный и то, что можно сделать в рамках этого закона, тоже нужно делать. Понимаете, весь вопрос ведь в чем? Я исхожу из одной простой вещи - есть интересы России, интересы российского государства, интересы России, страны нашей. Да? И в этом смысле нужно посмотреть на все в достаточно широком контексте. Я приведу пример очень простой. У нас безупречные и очень динамичные, и очень хорошо развивающиеся отношения с Нидерландами, например. Единственная проблемная вещь, которая существует, это так называемая, коллекция Кёнигса. Я считаю, по закону ее можно не отдавать вообще. Просто не отдавать и все. Потому что, ну, можно привести миллионы юридических аргументов. Но вообще сказать голландцам - ребята, идите вы отсюда, знать мы вас не хотим и не ведаем, в общем, тоже нехорошо. Поэтому, я считаю, что если в интересах России найти какой-то компромисс, нужно искать компромисс. Так же и с немцами. Хотя я вам скажу честно, когда начинают по-фельдфебельски кричать - отдай все, то это вызывает чувство, просто...
Светлана: Отторжения.
Швыдкой: Я начинаю беситься просто по этому поводу. Это у меня позиция крайне простая, она и всегда была такой. Вот есть законы и законы надо исполнять.
Светлана: Надо исполнять, да.
Швыдкой: А все, что сверх законов, это уж, ребята, извините.
Светлана: Есть вопрос по поводу волгоградской газеты. Ну, известный вот этот скандал. Ваше отношение? Я бы попросила шире - вообще ваше отношение к этому карикатурному скандалу.
Швыдкой: Видите, я считаю, что карикатурный скандал, это свидетельство того, что люди не понимают, насколько хрупок сегодняшний мир и насколько он мал. Вот датчане, у них я видел недавно по телевидению репортаж о том, как живут их мусульмане. Их там очень мало. Для датчан это вообще все другая планета. А для редактора, который выпускал эту карикатуру, у него даже в голову ничего не въезжало, я уверен в этом.
Светлана: Не думал ни о чем таком.
Швыдкой: Потому что они живут в совершенно ином мире. И я уверен, что редактор немецкой газеты этого бы не сделал, потому что рядом у них турецкая община, огромная арабская община, я уж не говорю про итальянцев.
Светлана: Ну, то есть вопрос просчитывать последствия.
Швыдкой: Просчитывать последствия. Дело в том, что вообще оскорблять чувства другого очень плохо. И это неправильно. Но, знаете, тут очень важно понять, что и европейцы тоже люди, и у европейцев есть своя система ценностей. И к этому надо относиться тоже бережно, потому что просто сказать, что... Ну, возьмем, там, Эффеля. Мы воспитаны на Бидструпе и на Эффеле, которые писали карикатуры на Иисуса Христа. Это в европейской традиции вообще существует. Хорошо ли это, плохо, не знаю. Но такая антиклерикальная тенденция существует с начала восемнадцатого века. Каждый должен понимать, что мир очень маленький и очень хрупкий, а вот газеты закрывать плохо совсем.
Светлана: Михаил Ефимович, а вот скажите, пожалуйста, у меня в голове, уже забыла… По-моему, это в ваше правление, когда вы руководили ВГТРК, появилась плёночка, где человек, похожий на Скуратова…
Швыдкой: Мое. Вот эта фраза мне принадлежит лично, я сам ее написал рукой на тексте диктора.
Светлана: Человек, похожий на Скуратова, да?
Швыдкой: Да.
Швыдкой: Это при вас появилось? Потом объясняли почему. А вот вы как бы вот эти отложенные последствия, оскорбление чувств других людей, вот как вы тогда это себе, задавали эти вопросы?
Швыдкой: Понимаете, в чем дело? Сложность того, что происходило тогда для меня, была очень серьезной, потому что у меня лично были хорошие отношения с Юрием Ильичом. Нормальные, как это ни странно.
Светлана: А вы могли этого не делать? Вот меня тогда покоробило, честно скажу. Мало того, вы открыли ящик Пандоры. И после этого понеслось.
Швыдкой: Вы знаете, в чем дело? Я считаю, что этого не делать было бы неправильно по ряду причин. Генеральный прокурор - слишком серьезная фигура в жизни нашей страны. Он определяет законность и незаконность действий. Ведь дело было не в том, поймите меня, дело было не в том, чем он занимался. Это дело любого человека, любого мужчины, в конце концов. Весь вопрос в том, откуда у Генерального прокурора средства на эти занятия. Это совершенно другая история. Я же не за нравственностью чьей-то следил. Притом, что, как вы понимаете, шла довольно жесткая тогда политическая борьба. Жесткая. И, естественно, я занял определенную сторону. Меня осуждали многие, и осуждают до сих пор, но вы знаете, я могу сказать одно - эта борьба была связана тогда политически с одним. И... Абсолютно очевидно было, что Генеральный прокурор тогдашний приводил к власти определенных людей. Не буду называть их имена. Те, кто следил за политической жизнью, знал это и без того. Я считал, что приход этих людей на высшие должности государства, был бы для России катастрофой. Я и сейчас так считаю, по прошествии времени. Я считаю, что...
Светлана: Вот видите, вы некой политической целесообразностью все-таки оправдываете некий свой, прямо скажем, не безупречный поступок.
Швыдкой: Видите, я и сейчас могу сказать постольку, поскольку…
Светлана: Грязновато это выглядело.
Швыдкой: Такого рода вещи никогда не выглядят чистыми. Но, вы знаете, я могу сказать только одно - политика... Это идеально, когда политику делают джентльмены в белых...
Светлана: Вы сейчас будете говорить банальности.
Швыдкой: Да, ну, конечно.
Светлана: Это мы уже знаем. Ладно, бог с ним, хорошо.
Швыдкой: Пожалуйста. Проехали.
Светлана: Проехали, да. Еще скажите мне в оставшиеся буквально три минуты, вот, что касается вашего Федерального агентства и сейчас огромное количество, так называемых, нефтяных денег. Вот что-нибудь этой самой культуре от этих нефтяных денег отломилось или все ограничивается такими стройками века, типа там, Большого театра? Еще что-то решается сейчас на фоне больших нефтяных денег?
Швыдкой: Видите, в чем дело, бюджет культуры не увеличился значительно. Он увеличился значительно за счет действительно больших строек, это относится и к Мариинскому театру тоже. Он увеличился за счет того, что появились гранты, очень существенные президентские гранты, которые повысили - кардинально, качественно - заработную плату и в больших театрах, и в консерваториях, и в учебных заведения, театральных, скажем. Что очень важно для всех. Но сейчас, я считаю, моя позиция, она крайне проста, сегодня проблема - село, маленькие российские города. И над этим мы сейчас очень серьезно работаем. Потому что, понимаете, когда ты приезжаешь в какой-нибудь районный город, а я езжу довольно много, и ты понимаешь, что вот стоит женщина, понятно, что мужа нет у нее, судя по тому, что там нет кольца на руке. Ну, понятно. Понятно, что есть маленький ребенок или там подросток ребенок. Понятно, что она получает 1800 рублей в этой библиотеке. А мазут стоит на зиму отопиться по нормальному 3000. Вот возникает вопрос, если мы это не спасем, то грош нам цена. Понятно, что ты приезжаешь в районную библиотеку или в сельскую и там вся библиотека – книжки советской жизни.
Светлана: Это я тоже езжу, вижу.
Швыдкой: Поэтому вот этим мы сейчас занимаемся очень серьезно. Вот эти деньги…
Светлана: То есть у вас есть целевая программа по сельским библиотекам, что ли?
Швыдкой: Мы сейчас готовим ряд программ, которые должны привнести деньги туда, вот именно туда. Потому что…
Светлана: Только еще готовите?
Швыдкой: Я объясню в чем дело. Первый, я был министром культуры там, четыре года мы занимались элитарным…
Светлана: Сколько людей осталось.
Швыдкой: Чтобы люди не уезжали из России.
Швыдкой: Вот эту мы задачу выполнили. Люди из России, элита художественная из России не уезжает. И это сделано. А вот сейчас нам нужно сделать так, чтобы зеленая травка росла в стране. Нам надо сохранить Россию как этнос, как культуру, культуры и, прежде всего, русскую культуру. Я здесь говорю совершенно определенно. Она рождается там на земле. Вот это надо сейчас сделать. Это очень важный момент. Я думаю, что там можно будет привлечь и нефтяные деньги, и деньги благотворителей, но, прежде всего, деньги государства, потому что это государственная программа. Там вообще решается судьба России, сегодня решается на селе и в малых городах. Как мне кажется, во всяком случае.
Светлана: Спасибо. Итак, время наше уже вышло – девять часов. Я напоминаю, что разговаривали мы с Михаилом Швыдким, который возглавляет Федеральное агентство по культуре и кинематографии России. Это была программа «В круге света». Встретимся через неделю. Всего доброго. До свидания.
Швыдкой: Спасибо. До свидания.
# Светлана Сорокина: передачи, интервью, публикации. #
<<< на главную # <<< в круге света # карта сайта